Газета "Своими Именами" №30 от 23.07.2013
Шрифт:
Встретив как-то Солоухина, я сказал ему, что с ним хочет познакомиться одна начинающая сочинительница, и поведал, как именно она выразила своё желание. «Ну и профурсетка!» - вырвалось у Володи. Был ли напечатан её рассказ и познакомилась ли она с Солоухиным, не помню, но знаю, что со многими весьма полезными людьми, вплоть до Сергея Михалкова, она познакомилась и была на короткой ноге, на длинной руке.
Прочитав сейчас «Фрунзик обещал на мне жениться», я подумал: может, она и у Солоухина хотела получить такое обещание. Это ж у неё пунктик. Я как-то
– А как же муж?
– А что муж?
– удивилась она.
– Я купила ему машину. Он доволен. Чем ему плохо со мной!
Но слушайте её дальше: «Однажды Фрунзик рассказал мне историю своего друга. Эта история меня поразила.
Друг воевал. Был ранен, попал в полевой госпиталь. Немцы поджимали, надо было отступать. В таких случаях тяжело больных добивали, а тех, у кого лёгкие ранения, брали с собой».
Обратите внимание: «в таких случаях». То есть это было привычным заурядным делом. Но кто же добивал, скважина? Где и когда это было? Кто этот друг – ну хотя бы имя? Ничего нет! Совершенно, как у Сахарова. Одна порода!
«Всех, кто был в госпитале, вывели на улицу. Врач шел вдоль ряда...».
Да ведь среди раненых наверняка были и без ног, да и с ногами - такие, что не только встать в «ряд», но и подняться не могли.
«Врач шёл, как сам Господь, и решал, кому жить, кому нет». И люди, прошедшие огонь и воду, смиренно ждали своей участи?
«Врач остановился около друга. Вглядываясь в нездешнюю черноту волос и глаз, спросил:
– А ты кто?»
Какая ему разница – кто? Он же должен интересоваться только физическим состоянием.
– Я армянин,- ответил раненый. Врач не знал такой нации. Может быть, врач был пленный немец». Что, немцы не знают армян? Да это же одна из самых разбросанных в мире наций. И немцу поручили определять, кому из советских людей жить, кому умереть? Ну, лярва...
«- Кто это? Сарьян, - произнёс раненый. О художнике Сарьяне врач слышал, он кивнул». Очень сомнительно, ибо слава и широкая известность Сарьяна взошли уже после войны.
«- Сароян, - вспомнил раненый. Врач слышал и о таком писателе, кивнул». Ещё более сомнительно: армянин Сароян – американский писатель, тогда совершенно неизвестнаый у нас в стране, очень мало вероятно, чтобы его знали и «друг», и врач.
«-Амбарцумян, физик, - продолжал раненый. Он вспоминал наиболее качественных представителей нации. Врач кивал». Это означало, что он знал всех этих «качественных представителей», но это уж совсем неправдоподобно, особенно в последнем случае, ибо Амбарцумянов было два, оба физики, почти ровесники, но до войны они были молоды и безвестны.
«Но через минуту возникла пауза. Раненый более не мог вспомнить ни одного имени. «Армяне кончились», - с юмором подумал раненый».
Всё. Но где тут юмор? А главное, повторяю, зачем врач учинил армянину дотошный допрос о его национальности, когда его должно интересовать только его здоровье.
Вот такой отрывочек за несколько дней до годовщины начала Великой Отечественной войны в газете, выходящей тиражом в сотни тысяч экземпляров. Но обратите внимание, этот грязный и лживый рассказ, полученный из безымянных третьих рук, не вызвал у Токаревой ни малейшего сомнения, колебания, желания поспорить, хотя бы переспросить что-то. Рассказ лег в подходящую почву.
Сама пенсионерка Виктория Самойловна мне ничем не интересна, разумеется, не интересен сам по себе и отрывок из её сценария. Но ведь вот какое дело. Буквально дня через три в той же «Комсомолке» появляется статья историка Александра Дюкова «В России человек, оскорбляющий память о Великой Отечественной войне, ничем не рискует». То есть правой рукой редактор газеты даёт отмашку для подлости таких, как Токарева, а левой подписывает в набор статьи, требующие привлечь к ответственности этих злобных тварей (божьих). Человек деморализован и надеется так выжить.
А ведь эта публикация почище заявления качественного представителя Гозмана о том, что наш СМЕРШ - то же самое что СС Гиммлера. Старуха оскорбила и всю Великую Отечественную, и всю Красную Армию, но особенно – фронтовых медработников, 116 тысяч из которых за самоотверженность и высокий профессионализм были награждены орденами, а 43 стали Героями Советского Союза. И стоили того. Ведь они возвращали в строй 72% раненых и 90% больных.
Академик Сахаров умер в тот же год, когда оклеветал Красную Армию.
Владимир БУШИН
ИСТОРИЯ
ПОЛЬСКАЯ АРМИЯ ОБРАЗЦА 1939 г.
Существует выражение «гамбургский счет», которое означает беспристрастную оценку чего-либо без скидок и уступок, с предельной требовательностью. Видимо пора вводить ему альтернативу – «по польскому счету».
После статьи о, мягко скажем, неадекватном поведении польской дивизии им. Костюшко при ее наступлении в 1943 году под Ленино в завязавшейся дискуссии всплыл вопрос о формальной силе польской армии 1939 года.
Да, раз Польша потерпела позорнейшее фиаско в войне, то она была слаба. Но в чем была ее слабость?
Понятное дело, что разгромленные в войнах политики и генералы тщательно преуменьшают свои материальные силы и возможности, чтобы скрыть свою интеллектуальную слабость. Плюс к этому, Польша долго была союзником СССР, поэтому советские историки утверждали, что Польша не успела отмобилизовать свою армию к 1 сентября 1939 г. Даже советская «История Второй мировой войны» в таблице «Состав вооруженных сил Германии и Польши» льстит капризной Польше прямо в глаза, уверяя, что немецкие силы состояли аж из 1,6 миллиона человек, а польские всего из 1 миллиона. Что у немцев было 62 дивизии, а польские силы состояли всего-то из 39 дивизий: 11 кавалерийских, 2 бронемоторизованных и 3 горнострелковых - итого 16 бригад.