Газета "Своими Именами" №42 от 18.10.2011
Шрифт:
Неясно также, каковы «формы правления» в Союзе советских композиторов и его Оргкомитете, - являются ли эти формы правления демократическими, основанными на творческой дискуссии, критике и самокритике, или они больше смахивают на олигархию, при которой все дела вершит небольшая группа композиторов и их верных оруженосцев - музыкальных критиков подхалимского типа, - и где, как от неба до земли, далеко до творческой дискуссии, творческой критики и самокритики.
Разрешите открыть наше совещание и просить товарищей высказаться по затронутым вопросам, а также и по тем вопросам, которые хотя и не были затронуты во вступительном слове, но тем не менее имеют существенное значение для развития советского музыкального искусства.
Жданов. Слово имеет тов. Захаров.
Захаров В.Г. Товарищи, мне кажется, что это совещание пошло немножко не по тому пути, судя по первым выступлениям Шапорина и Мурадели.
Я работаю в области русской народной песни. Я очень часто и очень много раз соприкасался с народом в полном смысле этого слова. Я должен сказать, что если задать вопрос, повторить вопрос, который задал Андрей Александрович, о том, благополучно ли у нас в области музыкального творчества или нет, то на этот вопрос надо ответить так: совсем неблагополучно. <...>
Если просмотреть всю нашу симфоническую музыку, то окажется, что у нас постепенно утвердились крупные имена, очень известные и у нас, и за рубежом. Но я должен сказать, что произведения этих композиторов для нашего советского народа являются чуждыми и совершенно непонятными. У нас еще идут споры о том, хороша 8-я симфония Шостаковича или плоха. По-моему, происходит что-то непонятное. Я считаю, что с точки зрения народа 8-я симфония - это вообще не музыкальное произведение, это «произведение», которое к музыкальному искусству не имеет никакого отношения. Но у нас не одно такое сочинение: подобных сочинений много. Такого рода сочинения нельзя ставить в качестве примера достижений советского музыкального творчества. К сожалению, обстановка, которая сложилась и в Союзе композиторов и, я бы сказал, вообще в музыкальной общественности, такова, что об этом, Андрей Александрович, невозможно было бы говорить такими прямыми словами, какими я говорю здесь, нигде: ни в Союзе композиторов, ни в консерватории, ни в других музыкальных организациях. Если бы, скажем, к примеру, в Комитете по делам искусств такие резкие слова, - вы меня извините, но я говорю по-честному, - сказал бы Храпченко1 или Сурин, или какой-нибудь музыкант в Союзе композиторов, - это произвело бы взрыв. Это считалось бы дерзким «посягательством», выступлением против высших достижений музыкального творчества.
Весь народ сейчас занят выполнением пятилетки. Мы читаем в газетах о героических делах, которые совершаются на заводах, на колхозных полях и так далее. Спросите вы у этих людей: действительно ли они так любят 8-ю и 9-ю симфонии Шостаковича и целый ряд других симфонических произведений, как об этом пишут в прессе? Кстати, «Правда» о 8-й симфонии совсем не писала.
Голос с места. Никто не писал.
Захаров. Не только писали, а еще и восхваляли.
Я выступаю так резко потому, что, с моей точки зрения, наша симфоническая музыка зашла в тупик. Наши так называемые достижения в области этой музыки совершенно оторваны от народа, они никакого отношения к народу не имеют. Объясняют это тем, что, видите ли, «народ надо вести». Выражение правильное, но к этим произведениям оно не имеет отношения. Для того чтобы вести народ, надо разговаривать с народом на языке, который понятен народу.
Некоторые из этих композиторов считают, что они пользуются успехом за границей. Более того, они как бы представляют там достижения советской симфонической музыки. Надо рассмотреть этот вопрос. Прежде всего скажу так: например, 8-я, 9-я, 7-я симфонии Шостаковича будто бы за границей рассматриваются как гениальные произведения. Но давайте спросим, кем рассматриваются? За границей есть много людей. Помимо реакционеров, против которых мы боремся, помимо бандитов, империалистов и так далее, там есть и народы.
Интересно, у кого же эти сочинения там пользуются успехом? У народов? Я могу на это ответить
Я постараюсь объяснить, почему это получилось и как это произошло, что наши композиторы начали говорить на «китайском» языке. Я считаю, что на сегодняшнем совещании мы прежде всего должны откровенно сказать, что идеологическая сторона творческой работы наших композиторов, в особенности композиторов с крупными именами, не выдерживает никакой критики. Эти композиторы оторвались от народа, а раз оторвались, то пользы народу они не приносят.
...Если взять сложные современные произведения наших композиторов и хотя бы на одном из них просмотреть, что это: просто бряцание по роялю или это результат какого-то логического процесса, использования музыкальных приемов, - то получится странная вещь. Консерватория обучает музыкальным приемам, консерватория обучает построению аккордов, построению мелодических фраз, переходам из тональности в тональность и прочему. Вообще музыкальное учебное заведение, обучая ученика - будущего композитора, - дает ему технику, дает ему технические приемы, при помощи которых он может грамотно выразить свои мысли, свои чувства. Но существует такая традиция, что каждый композитор почему-то должен неустанно усложнять эти приемы. А ведь приемы существуют для того, чтобы яснее и точнее выразить те чувства и мысли, которые композитор излагает в своем произведении!
Вот здесь, в обращении с этими приемами, по-моему, и есть самый основной порок, который в конце концов привел многих наших композиторов к тупику. На самом деле получилось так, что усложнение этих приемов идет по неправильной линии. Не для того, чтобы в результате использования нового, усложненного приема увеличить количество слушателей, которым эта музыка станет понятней и которых она больше захватит. Не по такой линии пошли. Не по линии обогащения приемами с тем, чтобы увеличить количество слушателей, которым станут яснее мысли композитора. В литературе стремятся к оттачиванию языка, к более точным и образным выражениям. Не по этой линии идут в музыке. Здесь идет усложнение этих приемов по линии усложнения вообще. Каждый композитор считает так: я должен быть не похожим на всех остальных, кроме того, я должен быть современным. Но позвольте, современность ведь заключается не в этих приемах, а в тех мыслях, которые вы выражаете в ваших сочинениях. До революции у композиторов были одни мысли, сейчас у нас народились другие мысли, другие чувства. Вот в чем заключается современность, а не в том, что до революции можно было слушать музыку Чайковского, где мы часто слышим простое трезвучие, а теперь нам стало стыдно слушать это трезвучие. Дело в том, что до революции русские люди говорили на русском языке, но ведь теперь мы также говорим на русском языке.
В результате получилось невыносимое положение, и мы должны совершенно откровенно и прямо сказать, что наша симфоническая музыка зашла в тупик. В Советской стране не может быть искусства, оторванного от народа, а наше симфоническое творчество оторвано от народа.
Кстати о критиках. Критика пишет: вот, скажем, 9-я симфония Шостаковича: здесь выражаются такие-то чувства, такие-то мысли. Критика сейчас превратилась из критики в переводчика: этот «китайский» язык нужно перевести на русский язык, и этим делом занимается критика.
Без переводчика вы ничего не поймете. Я вспоминаю (кажется, в 1931 году) был такой эстрадный номер. Выходил на сцену человек, он сам себя объявляя и сам играл. Он объявлял: «Исторический материализм», музыка Давиденко», - садился и начинал бить кулаками по роялю и так и этак, кончал номер и уходил. Этот номер пользовался большим успехом, гораздо большим, чем сочинения самого Давиденко.
Недавно мне один писатель сказал: «Знаете, у нас есть такая советская музыка, которую можно слушать только под хлороформом».