Газета "Своими Именами" №43 от 25.10.2011
Шрифт:
4 октября 1941 г.
Во всех домах масса штабов. Всюду дежурят. Чувствуется единение.
На “Скорой” некому работать. Остался еще на сутки. У всех угнетенное настроение в связи с отступлением. Но все же все твердо уверены, что окончательная победа будет за нами.
19 февраля 1942 года.
Теплый, светлый день. Читаем речи Рузвельта и Черчилля об открытии второго фронта. В Москве занимают квартиры эвакуированных — новый праздник для управдомов. Порайонно выключают свет на 10 дней.
Во всех учреждениях составляют списки лиц, желающих иметь огороды.
5 часов вечера. Гр-ка Ш. 23 лет лежит в аптеке. Роды. Самый верный способ легко и быстро попасть в родильный дом. Аптека сама вызовет “Скорую”. Гражданка Ш. это знает: она рожает третий раз и каждый раз через аптеку.
6 часов вечера. На улице работает трактор. Тракторист К. 51 года. Сердечный припадок. Оказываем помощь, хотим везти в больницу. К. не соглашается — “в такое время оставлять ценный трактор на мальчишке”. К счастью, явился настоящий сменщик.
Посмотрите сначала на старшее поколение. Посмотрите на переживания мастера, у которого травмировалась ученица, а у него их как утят и уследить за каждой невозможно. У другой девушки тоже есть “добрый” мастер. Тракторист готов умереть, но не возлагать груз ответственности за трактор на ученика-мальчишку.
Посмотрите на молодежь. Я сам был слесарем и знаю, как тяжело вначале поймать размер детали, когда допуски в сотых долях миллиметра. Не было у меня войны, но помню отчаяние оскорбленного самолюбия, когда раз за разом приходилось швырять в банку с металлоломом испорченные заготовки. А у этой девчонки была война, жених на фронте и такое желание ему помочь… что и жизнь была уже недорога.
И может, и не было у этих людей усовершенствованного секса, но зато была любовь к Родине и просто любовь, причем такая, что, видимо, радости секса к ней мало что могли добавить.
24 апреля 1943 г.
Милиционер, девушка 17 лет. Ночевала у жениха своего, тоже милиционера. Утром пошла дежурить. Забыла пудреницу. Вернулась за ней и у жениха застала другую девушку. Пришла на пост и застрелилась. Вызвал комсомольскую ячейку, которая обещала это дело обсудить.
Завмаг П. 62 л. повесился. Оставил трогательное письмо. Его сотрудники крали продукты. Проверив наличие, он обнаружил воровство. Во избежание позора — повесился.
Не знаю, может быть была инструкция, но обратите внимание, врач уже второй раз в случаях самоубийства молодых вызывает комсомол. Возможно, эффект от этого какой-то был. В любом случае, из этих нескольких записей видно, что наши предки не были одиноки, они жили вместе, помогая друг другу. Поэтому и устояли.
И наконец о завмаге. Даже комментировать сложно. Кто это сегодня поймет? Сегодня, когда проходимцы, под руководством которых разворованы и СССР, и Россия, “наказывают” себя не самоубийством, а наглым требованием продлить полномочия!
Дорогие вы наши старики! Ведь до чего вы были сильны и велики! Что же вы из нас таких мерзавцев вырастили?!
Ю.И. Мухин
ТЕНЬ ВТОРОЙ МИРОВОЙ НА ВОЗМОЖНОЙ ТРЕТЬЕЙ
Чтобы понять неслучайность происходящего, небесполезно будет приоткрыть одну из зловещих страниц последней мировой войны: бомбардировку Дрездена.
Курт Воннегут, насколько это было возможно, рассказал о ней — и его «замолчали». Мы же прибегнем к изложению написанной и напечатанной в США крохотным тиражом статьи Джорджа Т. Паркера о колоссальном преступлении, въяве продемонстрировавшем миру талмудический оскал Запада, о преступлении, которое, быть может, станет в ряду символов, характеризующих суть Запада в XX столетии.
…В начале 1945 г. самолеты союзников сеяли смерть и разрушение надо всей Германией, но старинный саксонский Дрезден оставался среди этого кошмара островком спокойствия.
Знаменитый культурный центр, не имевший военных производств, он был фактически ничем не защищен от ударов с неба. Лишь одна эскадрилья располагалась некоторое время в этом городе художников и ремесленников, но и ее уже не осталось к 1945-му. Внешне могло сложиться впечатление, что воюющие стороны отводили Дрездену статус «открытого города» согласно некоему джентльменскому соглашению.
К четвергу 13 февраля поток беженцев, спасающихся от наступления Красной Армии, которая находилась уже в 60 милях, увеличил население города до миллиона с лишним человек. Иные из беженцев прошли через всяческие ужасы и были доведены до полусмерти, что заставляло позднейших исследователей задумываться о пропорциях того, что Сталину было известно и подвластно, и того, что делалось без его ведома или помимо его воли.
Беженцы прибывали с каждым часом, и тысячи людей устраивались лагерями прямо на улицах, едва прикрытые лохмотьями и дрожащие от холода.
Однако они чувствовали себя в относительной безопасности, и хотя настроение было мрачное, циркачи давали представления в переполненных залах, куда тысячи несчастных приходили забыть на какое-то время об ужасах войны. Группки нарядных девчушек силились укрепить дух изнуренных песенками и стихами. Их встречали полупечальные улыбки, но настроение поднималось…
Никто в эти минуты не мог представить, что меньше чем через сутки эти невинные дети будут заживо сгорать в огненном смерче, созданном «цивилизованными» англо-американцами.
Когда первые сигналы тревоги ознаменовали начало 14-часового ада, дрезденцы послушно разбрелись по своим убежищам. Но без всякого энтузиазма, полагая, что тревога ложная. Их город никогда до того не был атакован с воздуха. Многие никогда бы не поверили, что такой великий демократ, как Уинстон Черчилль, вместе с другим великим демократом Франклином Делано Рузвельтом решат казнить Дрезден тотальной бомбардировкой.