Газета "Своими Именами" №5 от 21.09.2010
Шрифт:
В период перестройки каждый новоявленный «демократ» считал своим долгом процитировать фразу, которую приписывали Льву Толстому: «патриотизм - это последнее прибежище негодяев».
На самом деле, высказывание принадлежит отнюдь не Льву Толстому, а английскому критику, лексикографу, эссеисту и поэту Сэмюэлю Джонсону, жившему в XVIII веке. В подлиннике оно звучит так: «Patriotism is the last refuge of a scoundrel».
Английское слово «refuge» (прибежище, пристанище) имеет еще значение: спасение, утешение. То есть не просто прибежище, а спасительное прибежище. Кстати, отсюда идет и другое английское слово, «refugee» - беженец, эмигрант.
Джонсон этой фразой хотел подчеркнуть благородство патриотизма. И даже слово
Таким образом, авторский смысл данного высказывания: не все пропало даже для самого отъявленного негодяя, если в нем еще живо чувство патриотизма, подчиняясь которому он может совершить благое дело, благородный поступок на войне или в мирной жизни. То есть патриотизм для такого человека — последний шанс морально возродиться, оправдать свою жизнь.
Мне кажется, более справедлива иная интерпретация. Патриотизм - это то, к чему, как к последнему аргументу, прибегает негодяй в надежде скрыть свои грязные делишки.
И даже перевод слова refuge как спасение - не меняет этого смысла. Негодяй и желает спастись, прибегнув к последнему способу. Но зачем нам нужно, чтобы он спасался? Д. Кропотов
69 лет назад, 14 июля 1941 года по позициям немцев под Оршей впервые ударили «Катюши» - боевые машины реактивной артиллерии экспериментальной батареи капитана Ивана Флёрова. Не все творцы вскоре ставшего легендарным оружия смогли отметить это событие бокалом шампанского. Иван Клейменов, директор, и Георгий Лангемак, главный инженер Реактивного НИИ, арестованные осенью 1937 года, были по итогам следствия подписаны НКВД к репрессии по «первой категории», утверждены на заседании Политбюро ЦК КПСС («за» - Жданов, Молотов, Каганович, Ворошилов), выведены на заседание Военной Коллегии Верховного Суда СССР под председательством печально знаменитого Василия Ульриха и за «вредительство в области недопущения новых образцов на вооружение» расстреляны 11 января 1938 года.
Взятый под стражу на основании показаний Клейменова и Лангемака, инженер Сергей Королёв - по тем же обвинениям - был подписан НКВД к репрессии по той же «первой категории», утверждён на заседании Политбюро («за» - те же плюс Сталин), выведен на заседание той же Военной Коллегии во главе с тем же Ульрихом, однако приговор оказался несравненно мягче - к 10 годам ИТЛ и 5 годам поражения в правах («червонец в зубы, пятак по рогам»). Несколько позже тем же путем, через те же инстанции прошел еще один инженер, Виктор Глушко, получивший еще меньший срок (8 лет без поражения).
Так вот, други, не знаю, кому как, но на мой взгляд, эта краткая справка больно бьет по версии господ либералов о «приговорах, утверждаемых Сталиным и его подельниками». Ибо, если не накручивать от Лукавого, схема кристально прозрачна. НКВД по итогам следствия определял не приговор, а статью, согласно которой будет требовать соответствующего наказания обвинитель. Политбюро проверяло списки на предмет отсутствия там людей, которых, по тем или иным причинам, следует, не считаясь с требованиями закона и виной, на процесс не выводить, но ежели таковые в списках не значились, соглашалось с мнением НКВД, не проверяя следственные дела, ибо не имело на эту проверку никаких прав. Но судьбы людей все-таки решал суд. Вынося, даже при полной, казалось бы, идентичности обвинений, разные приговоры. То есть разбираясь по существу. Без оглядки на какие-либо визы «сверху» - даже на «за» Иосифа Виссарионовича… Лев Вершинин, http://putnik1.livejournal.com/426806.html
СЪЕЗДИЛ НА ТУШЕНИЕ ПОЖАРОВ
Несколько мыслей по организационной части.
Почему всё получилось так, как получилось?
Из «неорганизационных» причин - зверское количество отдыхающих и их свинское поведение. Не случайно, во всяком случае там, где был, большая
Из «организационных» причин:
1. Полный упадок лесного хозяйства. Просеки не прочищаются. Не пропахиваются канавы. Нет актуальных карт лесных массивов с дорогами, просеками, лесными кварталами, характеристиками леса. Карт вообще никаких ни у кого нет - ни у спасателей МЧС, ни у пожарных, ни у военных, во всяком случае, на уровне непосредственных исполнителей и начальников на местах. В штабе, может, что-то и есть, не знаю, непосредственно в палатках там не был. На стандартную советскую генштабовскую километровку все смотрят, как на чудо.
2. Неготовность личного состава спасательных служб к тушению именно лесных пожаров. До всего - как окапывать, как тушить, как проливать потом очаги и т.д.
– доходили методом проб и ошибок. О более сложных способах тушения вроде встречного огня и говорить нечего. А были там очаги, которые лопатой не затушишь, и даже особо не зальёшь. Хорошо, красноярские пожарные-десантники подоспели, потушили встречным палом. А если бы нет? В общем, структура наших спасательных служб такова - основная масса плохо подготовлена и мало дисциплинирована, однако на этом фоне существует некоторое количество профи, которые оттаскивают ситуацию от края, если успевают.
3. Малое количество техники. Причём самих пожарных и поливальных машин в соединении с мобилизованными ассенизационными из окрестных деревень более-менее хватало, но ещё критически нужна техника для быстрой расчистки просек - трактора, бульдозеры. Вот с этим очень большие проблемы, каждый трактор выдирается в штабе буквально с кровью. Большую часть этой непожарной техники составляют частные машины из округи, и водители ещё вдобавок несут за них материальную ответственность. Следствие - полное нежелание рисковать. Просто сбегают - при задымлении, например, хотя копать ещё вполне можно. В итоге пожар не удается удержать на рубеже.
Та техника, что имеется в наличии, часто в плохом состоянии и ломается (особенно это относится к бульдозерам и тракторам и, в несколько меньшей степени, к пожарным машинам)
4. Несогласованность действий различных служб, отсутствие четкой системы связи. Реальными «игроками» являлись - МЧС (включая сюда пожарных, хотя у них самих мнение о слиянии с ведомством Шойгу резко отрицательное), военные, добровольцы из местных жителей. Всё исключительно на личных контактах. И если между МЧС и местными контакты установились нормальные, то действия военных иногда абсолютно логике не поддавались. Оптимальный вариант использования военных: в помощь знающим спасателям и местным жителям придаётся группа солдат, и они выполняют роль «физического усилителя» - копают, таскают шланги и т.д. Офицеры при этом в процесс не вмешиваются, а обеспечивают дисциплину, подвоз-увоз смен солдат, питание и т.д. Когда же офицеры начинают непосредственно командовать, получается какой-то полный угар - абсолютно нерациональные, ни с кем не согласованные действия. Например: какой-то замкомдив зачем-то расставил на ночь солдат вдоль границы довольно давно и качественно (даже дыма и тления там уже почти не было) затушенного пожарища. Ни фонариков, ни лопат, ни представления, что делать и куда идти/бежать если что, у солдат нет. Где находятся - не понимают. Самое главное, что несколько десятков солдат для окарауливания этого старого очага явно не нужны были - там достаточно пару раз за ночь патрулю в 2 человека пройти. А понадобиться они могли бы в другом месте, или хоть отдохнули бы по-человечески.
Внутри самого МЧС тоже согласованности маловато и нет ощущения рациональности и единства действий. При распределении техники и людей это часто приводило к эффекту «где не надо – густо, а где надо - пусто». Штаб очень слабо разбирается в реальных потребностях разных направлений, выделяет ресурсы не туда, куда надо, а куда легче доставить либо кто больше попросит. Очень часто техника используется не по назначению, типа показушного восстановления к приезду Путина, в то время как вокруг ещё горит и надо просеки расчищать.