Газета "Своими Именами" №50 от 10.12.2013
Шрифт:
В отчаянном броске
Хочу я встретить смерть…
И мой оскал ещё внушает страх.
Так и хочется сказать: - Андрюша, касатик, что с тобой, о чём ты? Я знаю тебя шестьдесят с лишним лет, и вот сотни две твоих фестивальных фотографий с улыбками до ушей – и нигде ни единого оскала…
Видимо, в один из таких эпилептических приступов Дементьев подписал гнусное «Письмо 42-х», авторы которого после только что смолкших залпов расстрела парламента умоляли Ельцина «раздавить гадину» патриотизма до конца. И за прошедшие двадцать лет стихотворец не раскаялся в этом, а не так давно даже и защищал на страницах «Тверской газеты» как попытку «защитить демократию».
Что ж, у больших поэтов и причуды большие, и завихрения крутые. И это живой пример.
Но вернемся к упомянутой книге и порадуемся тому, сколь широк поэтический размах автора, если даже взглянуть на стихи только с географической стороны! «Встреча в Дюссельдорфе»... «Во Франкфурте холодно»... «Ночной Брюссель»... «Брожу по майскому Парижу»... «По Америке в такси»... Прекрасно! Однако больше всего, естественно, вот о чём: «Приехавший в Израиль», «Я молюсь о тебе в иудейской стране», «Зимний Иерусалим», «Израильские пальмы», «Российские израильтяне», «Парижская израильтянка», «Израильский парижанин», «Парад в Иерусалиме», «Прощание с Израилем», «В будущем году – в Иерусалиме»... И представьте себе, всё это написал бывший член Антисионистского комитета. Какая отрадная метаморфоза!
Вы думаете, я хочу отговорить вас от великого концерта в День Героев во Дворце съездов? Ничего подобного. Сам пошел бы, да дорогу забыл. Идите! Во-первых, вы там за два часа сразу увидите Геннадия Хазанова и Жасмин, Ларису Долину и Репей, даже одного поющего Маршала по имени Александр и много других прославленных артистов. Во-вторых, услышите множество прекрасных песен. Их на слова Дементьева написано, пожалуй, больше, чем на слова Шаферана, Танича и Резника Ильи, вместе взятых.
Наконец, вы услышите, как сам юбиляр прочитает замечательные стихи. У него есть и о страданиях родины, и о бездарности власти – у него всё есть! Как можно без запаса на черный день? Например:
В беде моя Россия много лет.
Ведь к власти бездари приходят.
И нет уже доверия в народе
Ни к тем, кто лыс, ни к тем, кто сед.
Верно! Только хорошо бы назвать хоть одного лысенького или седенького. Низзя!..
В другой раз межу двумя фейерверками у поэта вырвалось:
Пришли крутые времена...
Авторитет России продан...
Идёт холодная война
Между властями и народом.
Тоже в принципе верно. Только, надо бы пояснить, кем продан авторитет страны сперва на Мальте (это, мол, мой друг Горбачёв), а потом в Беловежской пуще (это, мол, тот, кого я просил раздавить гадину). А кроме того, какая же это «холодная война», если двадцать лет народ гибнет и гибнет в бесчисленных катастрофах, авариях, пожарах, наводнениях, а власть сидит и сидит? И пока не думает сматывать удочки.
Если пойдёте на концерт, то попросите Демнтьева прочитать ещё стихотворение «Как важно вовремя уйти», написанное десять лет тому назад, но не потерявшее своей поэтической свежести и актуальности до сих пор…
Да ведь Дементьев вообще интересная, даже уникальная поэтическая единица. Его стихи дают богатую пищу для размышлений. У него, например, довольно часты переклички с другими поэтами. Их интересно проследить. Вот, скажем, строки Константина Ваншенкина:
Видя в небе некий знак,
В поздние писали годы –
Первым делом это Гёте,
Тютчев, Фет и Пастернак.
А почему писали? Известное дело – «женщина причина». И я, говорит, поэтому пишу. Прекрасно! Тем более, что, когда писал это, он был уже лет на пятнадцать старше трёх последних. Молодец!
Вот и Дементьев:
В мои года уже стихи не пишут.
Но Гёте был постарше, а писал.
Ну, теперь-то уже не постарше. А главное, ничего гётевского, к сожалению, мне обнаружить не удалось.
Не беда, обнаружат другие.
Ваншенкин писал:
Я люблю тебя, жизнь,
И надеюсь, что это взаимно.
Дементьев тоже любит жизнь и взаимность:
Было всё в моей жизни взаимно…
Например?
Люблю Иерусалим.
И чувствую взаимность.
Что ж, взаимность это во многих ситуациях хорошо, хотя и невозможно представить, чтобы и Пушкин написал о Петербурге хотя бы так:
Люблю тебя, Петра творенье,
И надеюсь, что ты уважаешь меня.
И не в силах я вообразить, чтобы, допустим, Лермонтов, воскликнув
Люблю отчизну я,
тут же присовокупил бы -
И надеюсь, что это взаимно.
Но – кто без греха! Нельзя же требовать ото всех мастеров поэзии пушкинского понимания.
Как уже сказано, Дементьев не только непременный участник разных увеселений, но ещё и ужасно любит ходить по гостям. В этом он последовательно продолжает линию Павла Ивановича Чичикова, а может, Винни Пуха с Пятачком. Помните?
Кто ходит в гости по утрам,
Тот поступает мудро!
Но они, как и Чичиков, ходили к друзьям своего круга и уровня, к братцу Кролику, например. У Дементьева потребность иного уровня: «Я приехал в гости к Тютчеву». Потом заваливается к Пушкину, вломился к Лермонтову, ворвался к Толстому… И так вплоть до Мандельштама. А они его приглашали? Никто! И как только не страшно! Даже если начал бы свои визиты с того, кто ближе по времени – с Осипа Эмильевича. Ведь тот наверняка сразу сказал бы: