Газета "Своими Именами" №52 от 24.12.2013

Газета Своими Именами (запрещенная Дуэль)

И каждый слушал и молчал

О чём-то дорогом.

И каждый думал о своей,

Припомнив ту весну…

И каждый знал – дорога к ней

Ведёт через войну.

Проникновенно-душевный и очень оптимистичный вальс «В лесу прифронтовом» – во всей военной тематике – произведение необыкновенное. Поражает то, что он создан глубоко штатскими людьми, а его простые и, казалось бы, самые обиходные слова и мелодия, передающие тончайшие нюансы внутреннего мироощущения бойцов, льются естественно, легко – как будто твои собственные, их даже не надо заучивать – запоминаются сами собой. Как психологически неотразимо употреблён глагол «молчал о чём-то дорогом»! Солдат не вздыхал, не говорил, не мечтал, а именно молчал – и этим всё сказано. К сожалению, не все исполнители оказались способными уловить этот смысловой оттенок и, нередко, произвольно поправляли автора, произнося в данном контексте – мечтал…

Такими же заветными, до мозга костей солдатскими стали «В землянке» А. Суркова – К. Листова, «Тёмная ночь» В. Агатова – Н. Богословского и «Дороги» Л. Ошанина – А. Новикова. В последней – удивительный сплав мужской фронтовой суровости и сыновней нежности – на фоне всего пережитого в уже заканчивавшейся войне:

…Вьётся пыль под сапогами,

степями, полями,

А вослед глядят за нами

Родные глаза.

Край сосновый,

Солнце встаёт.

У крыльца родного

Мать сыночка ждёт.

Снег ли, ветер –

Вспомним, друзья:

Нам дороги эти

Позабыть нельзя.

Как правило, в военных песняхне было ни эмоционального надрыва, ни эпатажа, ни каких-либо смысловых передёргиваний. Они точно, всесторонне, разнообразно и вполне реалистично выражали внутреннюю суть происходивших событий и переживаний советских людей – солдат фронта и тружеников тыла, волею судьбы (а чаще всего – собственного желания) ставшими их участниками. В сложившейся песенной стихии совершенно естественен результат: эта огромная, неоценимая песенная сокровищница, подобная Алмазному фонду, вызывает абсолютное доверие, и во всей мировой культуре нет ничего подобного бескрайней песенной летописи Великой Отечественной войны.

К сожалению, не у всех хороших песен оказалась счастливая судьба – пути их действительно неисповедимы. Так, почему-то не запелась в народе «Песня разведчиков» (А. Сурков – В. Пушков) из фильма «Звезда», исключительно точно передававшая внутреннюю сущность и духовно-нравственное состояние воинов фронтовой разведки:

Вспомним, разведчик, былые дела –

Честь Сталинграда и доблесть Орла,

Ночи ненастные,

Рейды опасные,

Ярость, что сердце солдата жгла.

Верное сердце не дрогнет в груди,

Слава тому, кто идёт впереди.

Страха не знающий,

Смерть побеждающий,

Смелый разведчик, на бой иди.

Путь смельчакам освещает луна,

Нас не обманет в ночи тишина…

Дальнейшее продолжение сакрального перечня песен грозовой военной эпохи не имеет смысла, ибо он практически бесконечен, и каждая из них была для кого-то памятной, дорогой и близкой, связанной с конкретными вехами личной биографии. Но весь этот огромный музыкально-патриотический монолит – яркое и неоспоримо убедительное свидетельство сияющего величия и искромётного духовного богатства русского народа.

(Спустя четыре десятка лет страна оказалась провокационно втянутой в военные конфликты – вначале в Афганистане, потом – на собственной территории. Снова погибали люди, снова сатанинские силы зла являли неслыханные жестокости современных садистов-извращенцев, натасканных на кровь, пытки, изуверские издевательства, безмотивную дрессированную ненависть на уровне животных инстинктов и безусловных рефлексов. Снова русскими воинами проявлялся героизм, рождались и песни, отражавшие их чувства и настроение. Но всё это не идёт ни в какое сравнение с величием подвига советского народа в годы Великой Отечественной войны и, соответственно, олицетворением его в песенном и ином творчестве. (Углубление в эту тему объективного, принципиального несоответствия разных времён и событий предоставляю историкам и психологам.)

…Прошло суровое лихолетье, и народная душа запросила новых песен. И они не просто появились, а пошли валом – да так, что одна оказывалась лучше другой (хотя определения «лучше-хуже» в этой области малоинформативны, поскольку каждая песня находит своего адресата, а вкусы у людей разные). И в ряду безгранично популярных феноменов никому не было тесно – места в русской душе хватало всем. В разорённой стране начиналось небывалое по объёму восстановление народного хозяйства. Лучшие поэты страны – мастера поэтического цеха сразу поняли новые вызовы времени и, живя интересами народа, тут же откликнулись на самые разнообразные и порой неожиданные жизненные метаморфозы, проблески и веяния.

На невыразимую боль военных утрат М.В. Исаковский отозвался пронзительным, выношенным шедевром «Враги сожгли родную хату…» (музыка М.И. Блантера), где речь идёт не о солдатской гибели, что для войны не редкость, а о зверски загубленной – беззащитной в оккупации! – семье русского воина.

Заметим: две его песни появились примерно в одно время, когда уже отгремели последние залпы, – «Враги сожгли родную хату» и «Услышь меня, хорошая», посвящённые возвратившимся с войны солдатам. Песни находятся как бы на двух противоположных полюсах: одна – предельно концентрированное выражение скорби рядового русского воина – окопного труженика-бойца, потерявшего всю свою семью от рук гитлеровских людоедов, которые сгубили всю его семью. В безмерном горе и невыразимом отчаянии он идёт к дорогой могиле – заросшему в поле бугорку земли:

…Стоит солдат – и словно комья

Застряли в горле у него.

Сказал солдат: «Встречай, Прасковья,

Героя – мужа своего.

Готовь для гостя угощенье,

Накрой в избе широкий стол –

Свой день, свой праздник возвращенья

К тебе я праздновать пришёл…».

Никто солдату не ответил,

Никто его не повстречал –

И только тёплый летний ветер

Траву могильную качал.

По-настоящему, со всей силой и болью военной трагедии эта песня была оценена только два-три десятилетия спустя после Великой Победы – она из тех, которые воспринимаются душой не на свежую рану… Слишком ещё сильна была боль утрат.

Не случайно в первые послевоенныегоды многие люди не могли её слушать без слёз, и некоторые не в меру ретивые идеологические стражи (наверняка отсидевшиеся в тыловых хранилищах) пытались не допускать её к широким массам, узрев в солдатской исповеди нотки безысходности, но сам автор считал эти стихи лучшими из всего, что он написал о войне. И он, человек тонкой душевной организации, чувствовавший свою гражданскую ответственность за воспроизводимую в стихах правду жизни, не мог обойти тему величайшей народной трагедии, принёсшей такое всенародное горе на русскую землю.