Газета "Своими Именами" №7 от 12.02.2013
Шрифт:
А в далёком сибирском селе идёт борьба между властными хапугами и стяжателями – скрытыми сторонниками буржуазии районного масштаба с одной стороны и представителями закона и прогрессивной общественности – с другой. Конечно, советская Сибирь ни в какое сравнение не идёт с царской Сибирью, тем более с нынешней бандитско-олигархической. Тем не менее принципы законности и справедливости были попраны именно облечёнными некоторыми властными полномочиями и доверием лицами. С чего все началось?
Первый секретарь райкома ВКП(б) Хохряков, целиком подчинив себе слабовольного председателя райисполкома Попова, создал коалицию (ныне – корпорацию) подпевал из таких же, как сам, хапуг и карьеристов районного аппарата управления и решил, что ему всё можно. Хохряков из очередной командировки по колхозам,
Установив, что кадка мёда и прочее добро получены ответработниками в колхозах в качестве «подарков», райпрокурор выступил на бюро райкома партии с обвинением выше помянутых лиц не только как член ВКП(б), но и как блюститель законности. Прокурорская «оппозиция» чиновным хапугам и стяжателям оказалась сильнее: старший инструктор райкома Григорий Шутов, оперуполномоченный ОГПУ НКВД СССР по району Фёдор Аникин, управляющий отделением Госбанка Малосаев, райвоенком Краснокутский, несколько членов бюро из рабочих и низовых служащих. Случай для Сибири того времени вопиющий (хрущёвская гниль ещё не коснулась), вмешался Новосибирский обком ВКП(б) и облпрокуратура. Мёд тогда в Сибири был дешёвым, да и гуси-куры с сыром не представляли большой ценности. Дело носило не столько уголовный характер, сколько политический. Чиновные хапуги всё оплатили двукратно, но сам факт их морально-нравственного падения навсегда закрыл карьерный рост, повлёк увольнение обоих с руководящих должностей, а Хохрякова ещё исключили из партии (Попов был беспартийным).
В разгар этого конфликта у прокурора заболел 7-летний сын. Вернувшись поздно вечером из двухнедельной командировки по району, он нашёл дома только двух ребят: дочь 12 лет и сына 5 лет. Жена находилась при больном сыне, переведённом уже в детскую палату умирающих. Узнав от ребят печальную весть, он тут же, не раздеваясь, прямо в тулупе (дело было зимой) направился в находившуюся метрах в 500 от дома за речкой больницу.
За шесть лет до этого, т.е. в 1934 г., будучи ещё следователем райпрокуратуры, он похоронил 3-летнюю дочь, «залеченную» врачом-троцкистом. Секретная директива троцкистского центра от 1931 г. об уничтожении советских, партийных, военных работников и членов их семей прокурору к этому времени была, конечно, известна. Но дело о враче-троцкисте открылось только в 1938 г. после чистки аппарата НКВД СССР новым наркомом Л.П. Берией. Поэтому полного доверия профессионализму медиков не было. Внезапная болезнь второго ребенка, перевод его в палату умирающих не только опечаливала, но и настораживала.
Придя в больницу, прокурор запахнул больного сына в тулуп, прижал к себе и, несмотря на протест дежурного врача, унёс домой. Со следующего дня на дом к больному стал ходить врач. Через несколько дней мальчик пошёл на поправку. Вот что значит персональная ответственность врача (да и любого другого специалиста) за свою работу при неизменной зарплате.
(Сегодня тот бывший мальчик на пороге девятого десятка жизни стоит под знамёнами Новодворской и Хакамады, потому что в годы «застоя» его выперли из кандидатов в члены КПСС (с большим опозданием) за аморальное поведение.)
Тот больничный случай был использован компанией хапуг и стяжателей в борьбе с прокурором как превышение власти. Его перевели в другой район с некоторым понижением в должности.
1941 год, началась Великая Отечественная война. Хохряков был призван в РККА. После 3-месячной подготовки в военных лагерях отправка на фронт. По дороге из воинского эшелона Хохряков дезертирует, бежит в тайгу и прибивается к одному из кержацких скитов. Через полгода местные жители из охотников, знавшие своих стариков-таёжников, отловили дезертира и сдали в милицию. По совокупности преступлений
Попов был освобождён от призыва в армию по состоянию здоровья (повреждена была одна нога). Работая агентом в заготовительной организации, разъезжая по деревням, в изрядном подпитии замёрз по дороге в кошеве (санный возок на 2-3 человека).
Все бывшие в прокурорской «оппозиции» хапугам и стяжателям ушли на фронт добровольцами, будучи в большинстве на «брони». Причём только Ф. Аникин ушёл командиром взвода снайперов, Г. Шутов – батальонным комиссаром, военком Краснокутский – комбатом. Все остальные, в том числе и прокурор, ушли рядовыми бойцами как не имевшие военного образования, хотя многие из них (если не все) прошли Первую мировую и Гражданскую. В добровольческих формированиям командирами назначались кадровые военные.
Некоторые из них погибли. У Шутова осиротели трое малых сыновей, у Малосаева – тоже трое сыновей, у Краснокутского – две дочери и сын. Все дети погибших выросли здоровыми, получили высшее образование, стали заметными специалистами своего дела в народном хозяйстве.
Вернувшись с войны живым, Ф. Аникин народил с верной женой в сталинские времена двух сыновей и двух дочерей, сам стал фронтовым и гражданским орденоносцем, почётным гражданином. Вернулся на костылях к троим детям и жене и наш прокурор. А первый секретарь райкома ВКП(б) И. Смагин, имея на иждивении 4-х дочерей и племянницу, удочерил сироту из детдома - полдюжина добротных невест.
Как на маленькие должностные оклады без воровства и взяточничества кормились семьи ответработников и те, кто потерял кормильцев и имел маленькие пенсии? Во-первых, сами и их жёны были из трудовых семей. А это означало, что семья могла иметь огород 10-30 соток, корову, свиней или овец, птицу – особенно выгодных гусей. Во-вторых, все предприятия и организации получали у государства бесплатно землю во временное пользование до исчезновения продовольственного дефицита в стране. В этих коллективных подсобных хозяйствах выращивали крупяные (овёс, просо, гречиху, ячмень), бобовые (горох, чечевицу), масляничные (рыжик, лён, коноплю), кое-где – мясной скот. Продукты такого хозяйства шли на организацию общественного питания, продавались работникам по сниженным ценам либо делились по паям в зависимости от трудового участия семьи. В небольших учреждениях самые высокие паи были у конюхов, уборщиц, трактористов, секретарей-машинисток, ну и у многосемейных. Если от семьи выходило на прополку и уборку шесть девчонок с матерью (первой леди в районе), то ничего не поделаешь – надо выделять соответствующее количество продуктов. И в-третьих – самый верный, надёжный, проверенный веками метод – трудовое воспитание. Да и в социальном плане люди чувствовали себя единым целым – товарищами (прокурор мог посоревноваться с конюхом в косьбе и ничего зазорного в этом не было).
Закончилась война, но инвалидничать было некогда: официально война вроде бы и закончилась, но «союзнички» не давали расслабиться тем, кто понимал, что происходит в мире, к чему стремятся капиталисты, за что борются трудящиеся. Сталинским работникам было не до джазов и рок-н-роллов, конкурсов задниц. Все они, за редким исключением, умели не только танцевать, но при случае и спеть, и сплясать. Самовыражаться модернизированным по-американски диким способом им было просто противно и гадко. Дёргать, вилять задницей, дрыгать ногами, да еще и врать напрополую – талант для кретинов и зрелище для идиотов1.
А теперь сравните сталинские кадры хотя бы районного уровня и нынешние «демократические» высшего уровня. Их просто не с чем сравнивать, разве ежа с гадюкой. Сталинские были созидателями, патриотами, строителями и государства, и семей во имя справедливой обеспеченной жизни страны и мира. Эти – разрушители всего и вся во имя личного обогащения и удовлетворения низменных интересов. Как подло и нагло они разрушают – другой вопрос.
Поскольку древний мещанский девиз «Хлеба и зрелищ!» кухонными творцами худо-бедно-примитивно обеспечивается, дорогие россиянцы бальзаминовы с радостью хлопают в ладоши в такт ушам – без дураков в дерьме жить скучно.