Газета "Своими Именами" №8 от 19.02.2013
Шрифт:
А став главным редактором «Дружбы народов» «знаменосец антисемитизма» тоже должен бы заняться изгнанием из редакции евреев. Их там было немало, даже большинство, что не трудно было видеть мне за пять лет работы там: ответственный секретарь Людмила Григорьевна Шиловцева, завредакцией Серафима Григорьвна Ременик (дочь писателя Герша Ременик), в отделе прозы работали Лидия Абрамовна Дурново, Евгения Львовна Усыскина, Валерия Викторовна Перуанская, отделом публицистики заведовал Григорий Львович Вайспапир, его заместителем был Юрий Семёнович Герш, и даже в корректуре – Лена Дымшиц, Наташа Паперно... Не обошлось и без тех, что с большой «прожидью», как любит говорить о них сам Сарнов: Владимир Александров, Альберт Богданов. За пять лет работы там немудрено узнать, что были в редакции и дамы, у которых мужья
Или Смирнов не печатал евреев? Назови! Я заведовал отделом культуры, и вот кто по моему отделу, в частности, печатался: Александр Канцедикас из Литвы, Ада Рыбачук из Киева, москвичи Светлана Червонная, Григорий Анисимов, Миля Хайтина, цветные вклейки в журнале делал фотограф Фельдман... Никаких сомнений в их национальной принадлежности ни у меня, ни у Смирнова быть не могло.
Наконец, может, в своей известной трилогии «Открытие мира» Смирнов, подобно Тургеневу в рассказе «Жид», вывел отталкивающий или комический образ еврея? Уж если был бы, знаменосец вранья Беня Сарнов извлек бы его для всеобщего обозрения.
А вот сюжетик с Бубенновым, тоже объявленным «одним из самых злостных антисемитов». Как же! Он критиковал в «Правде» роман «Жизнь и судьба» В. Гроссмана. Однажды, говорит критик, Бубеннов поссорился с приятелем. «Уж не знаю, чего они там не поделили. Может быть (!), это был даже принципиальный спор. Один, может быть (!!), доказывал, что всех евреев надо отправить в газовые камеры, а другой предлагал выслать их на Колыму или, может быть (!!!), в Израиль». Иного разговора между русскими людьми этот сионский мудрец не представляет. Значит, он при ссоре не присутствовал, от кого-то прослышал о ней или по обыкновению сам смастачил, и главный, единственный довод у него - «может быть». Этого ему достаточно, чтобы объявить: разговор был пещерно антисемитским.
А коли антисемит, то можно лгать и клеветать сколько угодно. И тут же приступает: «Один писатель-фронтовик рассказал мне, что Бубеннов однажды бросил ему: «Вам легко писать военные романы, а вот мне каково: я на фронте ни единого дня не был». Ну, сразу же видно, что это опять тупоумное вранье. Во-первых, что за «один писатель»? Нет же причины скрывать его имя спустя двадцать пять лет после смерти Бубеннова. Во-вторых, с какой стати Бубеннов не оказался на войне, если, когда она началась, он был здоровым мужиком в самом солдатском возрасте и не рванул же вслед за семьёй Сарнова за Урал? В-третьих, если по какой-то причине всё-таки не был на фронте, то зачем бы стал так дурацки жаловаться на это, сам себя разоблачать? Наконец, да как бы он стал писать о том, чего не видел, когда в это время работали многие писатели, которые были на фронте и знали, что такое война. Ничего этого не соображает Сарнов! Но жажда лгать, клеветать перехлёстывает тупоумие.
А на самом деле вот что: «Бубеннов Михаил Семёнович (1909 – 1983). Член СП с 1939 г. С марта 1942 – командир стрелковой роты 88 сд 10-й гвардейской армии Западного, 2-го Прибалтийского, Ленинградского фронтов. Старший лейтенант. Награждён орденом Красная Звезда, медалью «За отвагу» и др.» (Писатели России – участники Великой Отечественной войны. М. Воениздат. 2000. С.49). Таков сюжет, который можно озаглавить «Гвардеец и тыловая крыса». Я понимаю, крыса могла осерчать на Бубеннова за статью о Гроссмане. Так ты же не просто крыса, а литературная, напиши ответ, докажи, что статья ошибочна или даже лжива. Нет, сделать это он не может и орудует, как сикофант, клеветник, подонок, как просто крыса. Это что ж надо иметь в грудной клетке и в черепной коробке, чтобы самому улизнуть от фронта, но именно это приписать фронтовику, гвардейцу, орденоносцу. Причём я не исключаю, что это ему действительно сказал какой-то мерзавец. И он тотчас цапает клевету и суёт в свою книгу. Ура!..
К слову сказать, и капитан В.А. Смирнов получил два ордена Отечественной войны, Красной Звезды, медали тоже не за Уралом, где Беня сочинял свои пасквили на Сталина.
До того как вплотную заняться Солженицыным, подозрения в антисемитизме которого нарастали, критик еще прошелся по Василию Федорову. И тут есть нечто непостижимое уму. В 1990 году Сарнов со своей Ксантиппой побывали в Америке, там встреча и разговор с одной родственницей Солженицына заставила его шибко засомневаться: «Если она, перед которой Исаич вряд ли стал бы таиться, искренне не считает его антисемитом, то, может, и он сам тоже не лукавит? Может, он искренне верит, что он не антисемит?»
Критик сомневался, мучился, терзался... Вдруг - «Ответ пришел неожиданно. От человека бесконечно от меня далёкого, откровенно мной презираемого – от поэта Василия Федорова». Что значит «откровенно»– презрительно писал о нём? И при жизни? Как можно-с! Нет, он презирал в душе, там у него большие ёмкости для самой мерзких гадостей. И потом это гораздо удобней, безопасней, а вот теперь, когда Федорова нет в живых, можно и откровенно.
Но за что же критик презирал автора около пятидесяти книг, составивших 5 томов собрания сочинений, лауреата и Российской, и Всесоюзной премий, наконец, поэта, человеческим и творческим кредо которого были слова:
Достались мне крепкие руки бойца
И сердце сестры милосердной.
За что? Почему? Только потому, что у самого руки шулера и сердце гадюки... Он знал Федорова «только в лицо», поскольку оба в одно время учились в Литературном институте. «Никаких отношений, - говорит, - у нас не было. Даже не здоровались». Но Сарнов «знал» про него, что он автор поэмы «Проданная Венера». То есть не только хотя бы один том, но и поэму-то он не читал, а только «знал» о ней. И опять с чужих слов сплетник заявляет, что она написана «убогим стихом» и лживо, издевательски и безграмотно пересказывает её содержание. Например, называет при этом Л.М. Кагановича, а тот никакого отношения к поэме не имеет. «Не вызывала сомнения и принадлежность Федорова к «патриотическому», т.е. к черносотенному крылу отечественной словесности».
Господи, какой бездонный резервуар злобы! Ведь и не знает человека и ничего не видел от него плохого... А я знал Федорова очень близко не только потому, что принадлежу к тому же «крылу», но и по институту, и по работе в «Молодой гвардии», и просто по жизни, в частности и по застольям. И потому мне смешно читать дальше: «Однажды этот Вася в Малеевке, войдя в столовую, как обычно пьяный в драбадан, провозгласил своё жизненное кредо: «Если ты уехал в Израиль - ты мой лучший друг! Если остаёшься здесь – ты мой злейший враг!»
Ну во-первых, какое же тут «жизненное кредо»? Это всего лишь частный вопрос об отношении к уезжающим евреям и к остающимся. Но обличитель уверен: всё, что люди говорят о евреях, это не что иное, как непременно «жизненное кредо». Вот такой тупой гиперболизм или еврецентризм, что ли, в духе которого он, например, уверяет ещё и в том, что член Политбюро А. Жданов лично занимался его делом об исключении из института, а другой член Политбюро В. Гришин лично звонил домуправу о слежке за Беней. Ну просто диво дивное! Человек так напичкан пудами прочитанных книг, что цитаты торчат у него отовсюду – из обоих ушей, из обеих ноздрей, кажется, даже... И не знает, не понимает простейших вещей! Ну не могли, Беня, заниматься тобой члены Политбюро, для этого были соответствующие инстанции, службы, люди... Не сечёт! Во-вторых, в столовой Малеевки Федоров мог прямо обращаться только к тем евреям, которые остались, сидели в зале, но никак не мог говорить о своей дружбе с тем, кто уже уехал и находится на берегу Мертвого моря. Наконец, за все годы при неоднократных застольях я ни разу не видел Федорова «пьяным в драбадан» и способным на такие выходки. Он бывал вспыльчив, но никогда не переступал границу приличия.