Газета Завтра 198 (37 1997)
Шрифт:
Теперь зададимся вопросом: кому может быть адресована промышленная политика “государственного романтизма”, которую пытается декларировать Черномырдин? Ответ на этот вопрос, к сожалению, не так прост и однозначен. Частные промышленные корпорации пока не готовы к инвестиционной активности, у них нет для этого денег. Они погружены в неплатежи и находятся в глубокой тени. Естественным проводником инвестиций могли бы стать крупные госкорпорации, способные работать на перспективу, задавая высокое структурное качество экономическому росту. Но где они, эти корпорации?
Госкомимущество уже не первый год разрабатывает концепцию управления госимуществом. На этот раз оно намерено рекомендовать правительству
Вопрос в том, какую политику выберет левое большинство Думы в борьбе за бюджет развития, сумеет ли заложить достаточные организационные опоры для промышленной политики будущего правительства (нынешнее правительство вообще не рассчитано на такую деятельность). Сумеет ли оно найти адекватное применение Черномырдину, который вновь, как и в прошлом году, предлагает себя в качестве локомотива идеи развития? Теперь-то есть все основания критически оценить надежность этого “локомотива”, чтобы вновь не остаться на запасном пути, глядя вслед уходящему поезду.
А. БАТУРИН
НЕ ВЕРЮ В ТАКИЕ «РЕФОРМЫ»!
Дмитрий Язов:
Начиная с 85-го года, когда пришел на должность генерального секретаря Горбачев, начала надвигаться идея необходимости реформирования армии. Но Горбачев не понимал и не знал отличия реформирования от сокращения. Для него реформирование — это просто сокращение армии с целью уменьшения расходов на содержание. Если в 85-м году и в последующие годы речь шла о том, что ни мы не собираемся ни на кого нападать, и на нас не собирается никто нападать, то, следовательно, надо было проводить в армии реформу. К примеру, у нас на тот момент были войска, предназначенные только для наступления — воздушно-десантные. Но если ни на кого не собирались нападать, не собирались проводить крупномасштабные наступательные операции, логично, что в таком количестве, воздушно-десантные войска были не нужны. И видимо, Игорь Николаевич Родионов совершенно правильно поступил, приняв решение о сокращении значительного количества воздушно-десантных войск. Я бы тоже так сделал, потому что содержание одной воздушно-десантной дивизии обходится стране намного дороже, чем содержание танковой дивизии. Для того, чтобы перебросить одну воздушно-десантную дивизию — нужно четыре военно-транспортных авиационных дивизий. А у нас их было аж целых восемь. Вот и посчитайте, во что это обходится? Защитники ВДВ говорят, что армия должна быть мобильной. А разве танковая дивизия или мотострелковая дивизия не мобильные? И если мы никуда не собираемся лететь, то где мы эту мобильность воздушно-десантных войск будем использовать? Это как один из примеров реформирования армии.
Другой пример. Нам было крайне невыгодно, чтобы на наших границах стояли такие ракеты, как “Першенги”, которые за две, три, пять минут могли долетать до главных целей Советского Союза. И мы пошли на то, чтобы Советский Союз и США сократили ракеты меньшей и средней дальности.
А попытка поставить свои ракеты на Кубе сыграла свою роль, но вместе с тем она не являлась необходимой. И это сняло огромное политическое и военное напряжение. Изменило ситуацию. Такое “сокращение” и называется реформой. Не подрыв боеспособности Ракетных войск стратегического назначения, а именно — реформа.
Другой пример военной реформы — это реформа Фрунзе после гражданской войны. Тогда в 10 раз сократили количество войск, но была продумана система подготовки личного состава на случай войны. Были созданы территориальные полки, куда на период месяц-два призывали граждан, и те там проходили необходимую подготовку.
На базе этой мини-армии легко было потом разворачивать новую регулярную Красную армию.
Армия — такой атрибут государственного аппарата, который выделяет народ для своей защиты. И раз рухнуло государство, вместе с ним начала трещать по всем швам армия.
За счет чего жила Советская Армия? Армия жила за счет того, что социалистическая система хозяйствования давала возможность и содержать армию, и обновлять технику, и в конце концов оплачивать жизнь военнослужащих, начиная с генералов и кончая солдатами. И когда я был министром, с этим не было больших проблем. Но тогда нефть и газ нам продавало государство, а не Рем Вяхирев, алюминий производило государство и использовало на строительство самолетов. Лес продавало государство, и все это шло в доход государству. А когда стали создавать класс собственников, все пошло в доход собственников, а они не привыкли платить налоги, на которые, собственно, и содержалась армия. А нет налогов, — нет достойного бюджета. А значит, нет новой боевой техники, новых самолетов, новой формы. В конце концов, нет масла на солдатском столе.
А. П. Предположим, что мы поверили Чубайсу, который сказал, что бюджет 98-го года будет бюджетом экономического роста. В его бюджете предусмотрено аж на целых 4 процента увеличить расходы на оборону. Предположим, что так и будет. Предположим, что будет военный заказ. Предположим. Как ими распорядиться в этих условиях, с чего начать? В чем алгоритм этого нового (в третий раз за этот век) строительства армии? Если бы вы были министром, как начать это строительство? Каковы его краеугольные камни?
Д. Я. Я, как и вы, не верю в чубайсовскую реформу и в его “бюджет развития”. Это пшик. Фикция. А вот о путях восстановления армии с удовольствием скажу. Конечно, первое, что надо делать — это работать над более совершенными видами оружия и над формами и методами перспективы использования этого оружия в интересах обороны. Просто делать танки или самолеты — сейчас бессмысленно. Не это главное сейчас, а главное — работать на перспективу и часть средств использовать на оживление именно военной экономики. Но более всего надо работать над тем, как изменить в обществе отношение к человеку в погонах, человеку с винтовкой. И часть средств надо выделить на восстановление авторитета военнослужащего. По Версальскому договору немцам разрешили держать армию всего-навсего в 100 тысяч человек, и они содержали армию практически из 100 тысяч офицеров. А потом за 2-3 года развернули такие Вооруженные Силы, что Австрию подчинили, а через 6-7 лет и всю Европу. А суть в чем? В том, что они смогли сохранить престиж и авторитет офицерского звания, военной службы. И у них офицеры тогда не стеснялись служить даже рядовыми, лишь бы не расставаться со службой, с армией. У нас же сейчас офицер — самая непочитаемая профессия в обществе и государстве.
А. П. Но ведь немцы, когда они сохранили 100-тысячный офицерский корпус, и Гитлер, когда восстанавливал офицерский корпус вермахта, знал, к какой войне он будет готовить свою армию. Разрабатывались доктрины танковых ударов Гудериана. Разрабатывались концепции массированных бомбардировок городов, стратегическое подавление противника, разрабатывались концепции ракетного оружия — удары через океан. То есть Гитлер планировал европейскую мировую войну, и характер этой войны ему был понятен. А потому легко готовил свое офицерство под будущие сражения Второй мировой. К какой войне мы сейчас должны готовить нашу армию?