Газета Завтра 212 (51 1997)
Шрифт:
Мне легче прямо и жестко говорить об “этом” и в этом тоне, легче акцентировать внимание на “неудобных вещах”. Вещах, которые чаще всего даже не оговариваются открыто в “своем” кругу, считаются само собой разумеющимися, императивом дружеских и политических отношений, а потому не обсуждаются публично. Но - во всякой нормальной элитной группе и политической структуре - ЖЕСТКО ОТСЛЕЖИВАЮТСЯ. С наказанием за отклонение от правил. Но главное, вновь повторю, лежит тем не менее за кругом вышеуказанных практических (а в чем- то даже прагматических) соображений.
Главное - в том крахе патриотического мифа, который неминуем при нынешних коалиционных играх. Миф о ЗЛЕ, которое совокупно именуется “Запад”, давно давал трещины из- за неумного поведения номенклатурного
Все это уже является бесспорным вкладом партийной верхушки во второй (после конца 80- х - начала 90- х годов) идеологический и политический разгром левого и народно- освободительного движения. Кое- кто, видимо, на это работает сознательно. Но большинство заносчиво “не ведает, что творит”. И именно за эту заносчивость (в отличие от “просто не ведающих”) прощено быть не может.
По отношению к компромиссным шагам данная неумная заносчивость выражается в том, что верхушка оппозиции вообще не понимает, что КРУПНЫЕ ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ МИФЫ ЯВЛЯЮТСЯ СОБСТВЕННОСТЬЮ И ЦЕННОСТЬЮ НЕ МЕНЕЕ ВАЖНОЙ, ЧЕМ ТЕЛЕПРОГРАММЫ ИЛИ ФИНАНСОВЫЕ ПОДАЧКИ ВЛАСТИ. Эта верхушка не понимает значения идеального. Ей чуждо то правило большой политики, согласно которому “миром правит невещественное”. Проиграв Западу войну нового типа, войну- игру, в которой роль информации, пропаганды, психологии, смысла оказалась качественно иной, нежели в предшествующих войнах, эта верхушка не сделала выводов из своего поражения. Она остается столь же неумно- материалистической, столь же убого- интрижно- коридорной. И в этом своем качестве она и чудовищно уязвима, и смертельно опасна для широкого массового движения.
Между тем, патриотическая журналистика, вся группа идеологов антизападного и радикально- протестного мифа (к которой, кстати, я себя не отношу, но талант которой я в высшей степени уважаю) НЕ МОЖЕТ ИГНОРИРОВАТЬ КАТАСТРОФИЧЕСКИЕ ИДЕЙНЫЕ ПОТЕРИ ОТ ФАКТИЧЕСКОЙ ГИБЕЛИ СВОЕГО МИФА. Он для нее, кстати, не просто миф как идеологический инструмент. Это детище! Это образ реальной ситуации! Это важнейший творческий и политический капитал!
Нельзя делать патриотическую газету в отрыве от масс, пренебрегая их ориентациями, причем ориентациями, сформированными тем же печатным органом. Газета рухнет. Рухнет читательский спрос. Рухнет система авторитетов, система живых референтных групп. И все это - ради награждения орденами людей, уже сейчас рассуждающих о “мытье рук” по отношению к тем, кто своим трудом создал все “идеальное вещество”, на котором базируется политический успех нынешних “чистюль от компромисса”? Ради этого уже компрометируемые крупные оппозиционные издатели (и политики) должны рушить всю систему своих “идеальных капиталов”? И кстати, как хотят отделить эту систему от живых политических авторитетов, прорастающих (вот ведь где тупость партийно- чиновная!) именно из созданного газетами и журналами “идеального протестного вещества”?
ОТДЕЛЬНЫЕ ИНТЕЛЛИГЕНТЫ, ранее подвизавшиеся на обслуживании номенклатуры и имеющие в этом специфическом деле большой опыт, доходят до того, чтобы называть Селезнева Александром Невским, поехавшим в Орду. Этот “самоизвинительный” штамп насчет поездок в Орду сам по себе заслуживает всяческого осмеяния. Невский сначала победил шведов и немцев. И только поэтому стал Невским. А лишь потом поехал в Орду (по необходимости или ошибочно - вопрос отдельный). Почему поездка в Орду дает мандат на звание “Александра Невского”? В Орду ведь ездила уйма самых разных холуев!
Дикость этого подхода через “невско- ордынство” еще больше усугубляется, когда речь идет о Селезневе. Я не собираюсь демонизировать этого политика.
Но это - отдельные представители, не имеющие каждоминутного общения с широкими патриотическими низами, не обязанные побеждать в каждоминутной схватке на информационном рынке, не связанные моральными обязательствами с элитными референтными группами.
Те же, кто отягощен обязательствами морального типа, конкурентной необходимостью и “коммуникационной кармой” - эти люди живого идейно- организационного труда - не могут себе позволить партийно окостенеть. Хотя бы потому, что им надо работать, “реагировать на обстоятельства живой жизни”, как говорил Достоевский. Эти люди не способны чиновно окуклиться даже не в силу своих исключительных человеческих качеств! Право, не хотелось бы ударяться в патетику. Все проще, грубее и ближе к жизни. Для газетчика “окукливание” невозможно просто из- за того, что через две недели такого окукливания газетный механизм, основанный на потогонном труде, начнет давать сбои, спрос упадет, а те, кто сегодня с горящими глазами работает “за идею”, начнут скучно уточнять условия оплаты труда и лениво писать пресную лабуду.
Кроме того, подобная связанная с жизнью, воюющая каждый день на информационном рынке патриотическая интеллигенция - меньше склонна выдавать повышение (отсутствующего у нее самой) статуса за улучшение дел в стране. Поэтому она просто не видит резонов в компромиссе на непонятной почве, в невнятном и опасном формате вторичности и ведомости, да еще и с явными, нескрываемыми даже, элементами “сдачи своих”. Она, интеллигенция эта, просто “кощунственно” выводит за скобки все статусные приобретения номенклатурно- оппозиционных боссов. “Не понимает” главного - интересов банков- спонсоров, квартирных и автомобильных, телефонных, дачных, поездочных и иных обстоятельств статусности, вписанных в формат компромисса. Не понимает всего этого, “дура романтическая”, в отличие от аппаратной номенклатуры. А номенклатура, в свою очередь, не понимает всех тех, кто связан с “живой жизнью” и “романтично” ориентирован на нее. Подобное, кстати, происходит уже много десятилетий.
Оторванная от масс, от идеологии, которой по- настоящему не занималась лет этак пятьдесят “с гаком”, эта номенклатура давно уже ведет себя в пространстве идей и смыслов, как слон в посудной лавке. Она не замечает и не замечала создаваемых ею смысловых обрушений. Она живет в ином, оторванном от новых реалий конца ХХ века, замкнутом феодально- кастовом мире. И оттуда, с “этой луны”, смотрит на процессы, протекающие в земном пространстве реальной политики, реальных макросоциальных тенденций.
Пища этой верхушки - Время. Она пожирает время всеми возможными способами, она буквально им питается и его умерщвляет. Она пытается не расходовать его, превращая в “живую жизнь”, а “накапливать”, причем не где- нибудь, а в своей утробе. Пытается затормозить ход времени для того, чтобы выжить. Ее бог - интрига. Ее ужас и кошмар - все, что этой интригой не исчерпывается. Крупные внешние силы, атакующие страну. Межнациональные конфликты. Идеологические циклы. Протестность любого рода. Противоречия она не снимает (в диалектическом смысле) и не разрешает (в смысле прагматической конфликтологии). Она их ЗАМАЗЫВАЕТ. В прямом смысле известного анекдота, где отец рекомендовал сыну способ охоты на медведя с голыми руками: “Он на тебя идет, а ты иди на него… Он идет и ты иди… Когда подойдете друг к другу, он подымется на задние лапы и зарычит… А ты не бойся, ты ему так быстро- быстро глаза ЗАМАЗЫВАЙ”. Сын: “А чем замазывать, батя?” Отец: “Ничего, паря, он как на лапы задние встанет да как зарычит - будет тебе чем замазывать”.