Газета Завтра 240 (79 1998)
Шрифт:
– Абхазы к войне сначала не были готовы. Их надо сперва, как русских, хорошо припечь. Я ставлю им в трудной ситуации задачу. Они: нет, не пойдем, пошел сам в зад. А у абхазов самое страшное ругательство: я твою маму! Если сказал, или ты должен его сразу убить, или он тебя убьет. И я им: всех мам ваших! Теперь или меня убейте, или выполняйте приказ! Поднялись и пошли.
Брали Меркулу, бьемся день, второй - не получается. Разведку выслали - ее накрыли. Абхазы залегли в траншее, встать не могут, огонь шквальный. Тогда я ставлю сзади лихих казачков - такие тоже у нас были - и отдаю команду: через пять минут бить из гранатометов по траншее. А им хоть куда палить: “Есть!” - отвечают. Сам прыгаю
Абхазия недолго пребывала в эйфории от своей победы: начав почти с ничего, она отбила у противника значительную часть вооружения, и на 3 тысячи ее убитых пришлось аж около 60 тысяч павших жертвами своей агрессии врагов. Но так как по мировым понятиям о справедливости развязавший бойню Шеварднадзе - демократ, то полуразрушенной им Абхазии вместо компенсации за ущерб объявили с 1994 года блокаду. И республика должна была осилить новый подвиг, уже мирный: выжить, когда ей перекрыли главные статьи существования - курортную, вывоз фруктов, чая.
Хуже всех в блокаде пришлось русским - городской интеллигенции, у кого нет родни в селе, способной подкормить. Не дать упасть им окончательно физически и, главное, морально помогает Конгресс русских общин Абхазии, возглавляемый сейчас Никитченко.
Используя на всю катушку свой авторитет, военное умение перемежать нахрап военной хитростью и выдержкой, он пошел, как в бой, против этой блокады, возведенной русскими на русских же. И это, как сказал он, оказался самый трудный бой: упрашивать, умасливать, подчас испытывая одно желание: убить,- московских чинодралов, чтобы выписали справочку, дали лимит на вывоз машины мандаринов или вагона угля. Самое заветное - получить русским, и не только, жителям Абхазии российское гражданство: право на выход из блокадной резервации, на саму, по сути, жизнь.
И этот труд, помалу пусть, но удается закаленному борцу за жизни соплеменников Никитченко. Под его крылом действует уже семь общин - в Ткварчеле, Очамчире, Гаграх и так далее - все юридические лица, ведущие хоздеятельность. Рыболовецкая бригада держит, например, бесплатную столовую для самых нищих стариков. В другой общине взят в аренду санаторный комплекс, добиваются пропуска отдыхающих из России. Обрабатывают земли, наводят связи с Краснодарским краем, заинтересованным в дешевом и качественном ткварчельском угле, электроэнергии. Кстати, когда этой зимой в Сочи вырубился свет, Абхазия по-братски поделилась электричеством с соседями - хотя, чтобы не погорели от нагрузки слабые линии, без света по полдня сидел Сухуми. Каждой общине куплены автобусы с правом на вывоз ими кой-какой местной продукции и ввоз необходимой из России. И для полста тысяч русских, выживающих сейчас в Абхазии, Никитченко стал символом главного для них - надежды.
– Меня нельзя остановить,- говорит он,- можно только убить. Но смерти я после войны бояться перестал, врагов в Абхазии у меня тоже нет. Потому что я - как козел среди овец: они траву кушают, я листья, у каждого свое. Я только депутат абхазского парламента, в большую власть и клановые трения не лезу, поэтому меня поддерживают все. Потом почти все руководство здесь - мои однополчане, а для абхазов фронтовое братство свято. Этого не было б, они б не выстояли эти пять послевоенных лет. И сейчас их бесполезно завоевывать. Если грузины еще раз прольют здесь кровь, наши уже возьмут Зугдиди, это гарантия, могут и Кутаиси взять. Гальский вариант здесь больше не пройдет.
3. Кто займет место под солнцем?
Среди абхазов ходит такая версия событий этого мая в Гальском районе. Когда засевшие там террористы, убив уже несколько сот абхазов, растерзали Гочу Кишмария,
Министр МВД Абхазии Алмазбей Кчач уверяет, что это - лишь красивая легенда. На самом деле, операция была спланирована заранее силовыми органами. Но был ли легендарный генерал Мираб скрытой ее пружиной, или не был - не меняет главной сути дела. А она вот в чем.
Грузия в войне, кроме тяжелого материального, понесла еще и мучительный урон моральный. Поддавшись гнусному соблазну плоскогубцами пройтись по золотым зубам соседей, грузинские глупцы, когда попали сами в плоскогубцы, ничего сделать не могли - прежде всего из-за паралича собственного духа. И даже подлинное горе грузинских беженцев похерилось у них затем под желанием во что бы то ни стало отыграться.
И вот как разыгрывалась вышедшая на передний план после войны карта грузинских беженцев. На предмет их возврата были подписаны соглашения и создана четырехсторонняя комиссия из представителей Грузии, Абхазии, России и ООН. Все, кто не совершили в Абхазии подобных зубовыдиранию преступлений, могли свободно, после регистрации в Комиссии на ингурском погранпосте, вернуться на свои места.
Однако каждому грузину-беженцу Запад назначил прочно вошедшую ныне в кавказский лексикон “гуманитарку” - в том числе и денежную, к которой живо присосались те, кто держит власть. Но как прошел репатриант через контрольный пункт - ушла с ним и “гуманитарка”.
Поэтому в Гальский район, где жили до войны по преимуществу грузины, официально их вернулось лишь полторы тысячи. А незарегистрированных - с полста тысяч. Что позволяло Грузии и получать на них пайки, и потрясать еще официальной сводкой: вот злодей Ардзынба не пропускает беженцев домой! Ату его!
Ардзынба, прекрасно понимая, что чем больше беженцев вернется в Абхазию, тем меньше в Грузии останется опоры реваншистам, на нелегалов попросту закрыл глаза. Им дали выбрать своих глав администраций, оставили их в покое: только живите. Но мирная их жизнь была нож к горлу для главного, после ареста Иоселиани, катализатора реванша в Грузии - главы так называемого правительства Абхазии в изгнании Надарейшвили. До войны он был зампредом абхазского парламента и имел в Гаграх колоссальный четырехэтажный особняк с роялем принца Ольденбургского из слоновой кости - особняк, в который, пока жив хоть один абхаз-мужчина, ему уже не вернуться.
И потому именно его цель, а не Ардзынбы - не допустить ни в коем случае возврата беженцев в Абхазию. Они ему нужны в Грузии, дабы их руками, готовыми на все с отчаянья, вернуть Абхазию себе. Но так как это все же нереально, то правительство Надарейшвили ограничилось возможным: засылкой на абхазскую территорию обученных в Зугдиди террористов и всемерным разжиганием конфликта.
Теракты шли все 5 лет после войны и унесли жизни более 300 абхазских граждан разной национальности. Террористы использовали гнуснейший, но испытанный прием: действовали из-за спины мирных гальских грузин, грозя им, что если не будут помогать, зачислят их в предателей отечества. И, понимая, сколько слез и крови принесет военное решение, Ардзынба до самого последнего пытался решить дело политически, апеллируя к военным наблюдателям ООН и российским миротворцам. Но те только фиксировали взрывы и убийства, решительно не пытаясь определить и назвать тех, кто их производит. И этим снова пользовалась Грузия, твердя: в Абхазии убивают и взрывают, смотрите сводки, не может навести у себя мир, так затянуть ей еще туже блокаду, ввести туда карательные корпуса!