Газета Завтра 817 (81 2009)
Шрифт:
Еще один перл - строительство Иоанном нового Иерусалима, в котором есть только вход, а выход отсутствует. Именно в эти ворота в случае Страшного суда должен войти Христос, чтобы уже никуда не выйти. Остаться с Иоанном "спасаться" во дворце на веки вечные. Сильный до идиотичности драматический ход.
Столь же жутким выглядит эпизод, в котором Скуратов требует, чтобы монахи выдали ему тело убиенного им митрополита Филиппа. Согласно историческим фактам, Филипп был спокойно погребён на монастырской земле, и спустя годы его мощи были прославлены Православной церковью. Однако Лунгин вводит в картину чудовищный, спекулятивный "момент истины": монахи отказывают опричникам и вместе с телом мученика сгорают заживо в деревянной часовне. Нарочито картинно падает наземь колокольня с крестом. Режиссёр попросту отказывает святому в последующем прославлении - вместо мощей остаётся лишь пепел. После таких выплесков "духовности" от Лунгина можно ожидать, что в своём следующем фильме он осмелится показать зрителям, как нарисованный на компьютере Святой дух сходит в алтаре на хлеб и вино во время литургии. С него станется. И нельзя не вспомнить слова Жана-Люка Годара: "Стоит один раз увидеть, как этот самый русский, Лунгин, поедает свой утренний йогурт в каннской кафешке, чтобы удостовериться: перед нами прохвост".
Режиссёрские амбиции ведут автора еще дальше. В ряде сцен он "играет" с фильмом Эйзенштейна, выворачивая наизнанку знаковые эпизоды советского киношедевра. Но профиль Петра Мамонова, увы, - не профиль Николая Черкасова, который жил в иную эпоху и не опускался до еретических подражаний компьютерному Горлуму.
***
Интерес к русской истории не спадает. И, конечно, фильм Лунгина будет востребован, хотя едва ли останется в Вечности. Что же касается "продвинутой" молодёжи и эстетов, питающихся авангардом, то они пойдут на "Царя" исключительно ради исполнителя главной роли. Его зовут Пётр Николаевич Мамонов. Неистовый танцор, "русская галлюцинация", фанатик биоэнергетики, плюшевых диванов и Герцена, главный человек в "Звуках Му". В той московской группе, которую даже как-то неловко называть легендарной, любой эпитет будет лишь принижением. Повзрослев и одумавшись, назвав свой прежний образ жизни "скотоподобным", "Николаич" принялся открещиваться от рока. Это путь многих. И это верный путь, "война - дело молодых".
Человек, как принято говорить, сложной судьбы, Мамонов всегда выбирал для реализации своего дикого дара самые опасные и кривые трассы. Не стал исключением и его медленный дрифт в большое кино.
Все помнят, что впервые Мамонов явил себя на экране в "Игле" Нугманова. Милый студенческий капустник, лёгкий молодёжный боевичок-пустячок. Народ валил на "Иглу" валом (успешнее, кажется, прокатывалась лишь "Интердевочка"), но вовсе не по причине особых красот киноязыка, а из-за народного героя, "чемпиона СССР по карате" Виктора Цоя и, конечно, для комплекта, "Пети - отца родного". Подобные "Игле" буфф-гиньоли легко могли бы вылиться в серию, даже традицию, но гибель Цоя пресекла её в зародыше. Тем временем Петра заметил Павел Лунгин. Так начался "Такси-блюз". И всё, что это повлекло за собой.
В 1990-м нам довелось побывать на предпремьерном шоу-показе ленты. На этой церемонии никто особо не церемонился. Пётр Николаевич, вращая глазами и аккомпанируя себе на акустике, орал про помоечную Наташу и странную встречу с лесным лосём. Кворум, на три четверти состоявший из пёстрых попугайчиков-панков, неистовствовал. Вся вакханалия закончилась хоровым исполнением "Мусорного ветра", хита группы, ещё недавно стыдливо обозначавшейся как "Крем". Наступали последние времена, и каждый спешил урвать своё. Про кино здесь никто и не вспоминал, кино было приправой к более жарким аттракционам.
Впоследствии Мамонов называл "Такси-блюз" "плохим фильмом, голливудской конфеткой". Но эта перестроечная "чернуха" с аллюзиями на смурное нью-йоркское кино в стиле Джеймса Тобака и Скорсезе стала началом крепкого альянса Лунгина и Мамонова, неожиданно возобновившегося уже в наши дни. Мерцающие появления Петра Николаевича в фильмах Сельянова, Хамдамова, Тягунова остались как минимум незамеченными. Широкие массы вспомнили, что есть оказывается ещё и такой актёр, лишь с выходом на экраны "Острова". Об этом фильме много писали, он (при всей спорности изложения материала) заставляет задуматься и вызывает добрые чувства. Сложнее оказалось с "Царём".
Конечно, Пётр Мамонов - без всяких "но" наше достояние, артист уникального таланта. Но это талант эксцентрика. Искусство, которое певец Градский назвал "цирковым", а сам Петя выразился бы проще: "Mamoning!" Он и разговаривает-то не как обычный человек, а примерно так: "А он типа новый романтик и сейчас аж выскочет в космос. А этот на огромных каблуках, над ним в очках, этот гомик: ВААА-АУ! Меньше дыма, ребятки, меньше гари! На "Це-о" всех проверим! Следующая жизнь!" Как думаете, что бы это такое было?
Увы, вас ждёт разочарование. Всего лишь описание концерта Элтона Джона. Предпринятое мастером, всегда способным на гэг, часто на трагический гэг, но не на трагедию в чистом виде. Ту самую, которая здесь и требуется, если, конечно, вы не собираетесь снимать римейк фильма Гайдая. Здесь и скрыт главный подвох лунгинского кастинга.
Счастливица из "Известий", побывавшая на съёмках "Царя", вспоминает, что чем больше Мамонов пытался изобразить из себя нечто значительное, тем хуже у него получалось. Лунгин злился: "Петя, не надо юродствовать! Не надо белых глаз, не надо простой злости. Здесь нужно злобное величие царя".
Всегда забавляет, когда люди требуют невозможного. Мамонова можно представить себе злым и добрым, пьяным и трезвым, мерзким, обаятельным, а иногда очень страшным, но одного качества в нём не было никогда. И это качество - то самое "злобное величие", которого ждал Павел Лунгин. Если уж требуется именно оно, и если роль должен играть отставной рокер, то надо было однозначно приглашать Кирилла Рыбьякова ("Кооператив Ништяк"). Впрочем, зная любовь магистра к отечественной истории, едва ли он договорился бы с Лунгиным. Что же касается Мамонова, то до слёз жаль, что ему не предлагают работать в отсутствующем у нас жанре макабра. Не ёрнического (как в "Игле") и не самовлюблённо-авторского (как в DIY-фильме "Пыль"), а полнокровного, великого и ужасного. Хотелось бы, чтобы Петр Николаевич хоть недолго побыл доктором Циклопом, доктором Файбсом, да хоть бы и Фу Манчу. Вот здесь пришлись бы ко двору и гротеск, и элементы юродства - всё то, что принято называть "игровым началом". Но здесь я слышу в ушах глуховатый, чуть заикающийся голос Мамонова. "Пойди и сотвори молитву!" - рекомендует мне наро-фоминский отшельник.
"Целое утро у соседа ребята-рабочие ругались матом. Помолился, смотрю, что-то тихо. Ушли? Нет, притихли сами, молча работают", - пишет наш герой в своей прозаической подборке "Закорючки". Прочитанный пассаж удивителен сам по себе. Ещё более странно, что подобные вещи публикуют в "Литературной газете", раньше не отличавшейся каким-то там благочестием. Но всё равно приятно. Так и представляешь себе: прочтёшь "Отче наш", глядишь - все классики "нашего нового кино" вдруг прекратили снимать свою байду. А фильмы их (включая и "Обитаемый остров", и даже - ах!
– "Обитаемый остров: Схватка") на наших глазах, туманясь и подёргиваясь, исчезают с экранов. Как звёзды в рассказе Артура Кларка "Девять миллиардов имён Бога". Исчезают, исчезают…
Сергей Угольников БАСМАННЫЙ ТРИУМФ
Набор средств от скорби по безвременно покинувшему всё прогрессивное человечество Майклу Джексону описывается классической фразой: откупорить шампанского бутылку и перечесть "Женитьбу Фигаро", не чокаясь. Но если всё шампанское увезли для встречи другого кумира из Америки, а произведение Бомарше и так зачитано до дыр, то есть ещё один проверенный и безотказный способ развеяться. На Фигаро можно пойти в оперетту, которая помогает утолить кручину непринуждённо, без посредников и фонограммы. Устойчивое словосочетание "лёгкий жанр", которым пытались определить музыкальный стиль комической оперы в былинные времена съёмок фильма "Антон Иванович сердится", за прошедшие годы стало восприниматься буквально, без минимального уничижительного значения. "Лёгкость" означает необходимость постоянного поддержания труппой оптимальной физической формы, чтобы участники представления на сцене танцевали, а не перекатывались, как колобки на ножках. В оперетте не проходят медийные фокусы с шотландской домохозяйкой, которую пытаются сделать всемирной суперзвездой. И актёры Государственного Музыкального Московского Театра "На Басманной" под руководством Жанны Тертерян жёстким отборочным требованиям оперетты соответствуют вполне.