Газета Завтра 836 (100 2009)
Шрифт:
Ах родина, Сибирь с бушлатом
Меня ты часто крыла матом,
Но и жалела, Бог с тобой!
Скажи, стоят ли наши вышки,
И все ли на свободу вышли,
И все ль вернулися домой?
После отпевания я подошёл к Алевтине Ивановне, которая (видимо, удручённая тем, что почти никто из писателей не пришёл попрощаться с поэтом) попросила меня поехать на переделкинское кладбище.
Стоял хмурый осенний день, мокрая листва покрывала кладбищенские дорожки, под ногами расплывалась липкая жёлтая глина.
Слава Богу, на кладбище писателей было побольше: подошла Лариса Васильева, появились Костя Скворцов с Валентином Устиновым, Володя Бояринов. Но не было никого из касты переделкинской знати, всю свою жизнь прожившей рядом с Боковым... Ни Евтушенко, ни Ахмадуллиной, ни Фазиля Искандера, ни Андрея Битова, ни Андрея Вознесенского, ни Игоря Волгина, ни Игоря Золотусского, ни Евгения Сидорова, ни Олега Чухонцева. Словом, всех, кто ратовал недавно в открытом письме на имя президента: "Спасём Переделкино!" — не хватало в этом заголовке ещё слов: "для себя", то есть для "живых классиков"...
Не было, к моему огорчению, и русских патриотов-переделкинцев. Не было уроженки Оренбуржья Кондаковой, видимо, забывшей, что Виктор Боков написал слова бессмертной песни "Оренбургский пуховый платок"... И ни одного деятеля из общества "Мемориал" на кладбище не было, хотя, казалось бы, Боков, отсидевший несколько лет в кемеровских лагерях, их естественный клиент... Увы! Они всю жизнь кричат только о людях своей касты, о родных по крови и по духу.
С такого рода растрёпанными чувствами, когда Алевтина Ивановна попросила меня произнести надгробное слово, я сказал, что в Переделкино много знаменитых писательских могил, но могила Виктора Фёдоровича будет особенной, потому что и кровно, и душевно, и по судьбе, и по языку он был не государственным, не партийным и не кастовым, а русским народным поэтом, каких до сих пор не хоронили на этом знаменитом погосте.
Говоря это, я думал и о братски соседствующем с могилой Бокова надгробии Пастернака, и о прахе Александра Межирова, недавно привезённом из Америки и захороненном в присутствии всех живых классиков, почему-то не пожелавших проститься с Виктором Боковым.
А о том, что он воистину русский народный поэт из числа немногих, о которых Юрий Кузнецов написал "молчите, Тряпкин и Рубцов — поэты русской резервации", свидетельствовало ещё одно обстоятельство: на его похоронах не было ни одного иностранного журналиста и ни одной съёмочной группы Российского телевидения. Видимо, все они были заняты гибелью и похоронами уголовного авторитета Япончика, вакханалия вокруг которого была нашим ответом на вакханалию, вспыхнувшую в Америке вокруг похорон Майкла Джексона. Да и то, что ни президент, ни премьер не выразили сочувствия семье поэта, окончательно утверждает меня в мысли о том, что Боков тоже был поэтом "русской резервации".
Хотя возможно, что и знатные переделкинцы и мемориальцы с телевизионщиками не заметили его кончины потому, что не могли простить судьбоносного поступка из его творческой жизни. Но здесь надо вспомнить одну мою встречу с Виктором Боковым в дни его 80-летия. Я приехал в Переделкино, чтобы взять у поэта стихи и опубликовать их в сентябрьском номере журнала. Мы разговорились о разном, и о Сталине тоже. Я завёл речь о лагерных стихах Виктора Фёдоровича, в которых он с простодушной яростью проклинал сталинское время и говорил о Сталине только как о "Джугашвили".
— Виктор Фёдорович! Мы с Юрием Кузнецовым задумали составить антологию стихотворений русских поэтов о Сталине. Не будете возражать, если напечатаем в ней ваш антисталинский цикл?
— Конечно, Станислав, — согласился Боков. — Что написано пером — не вырубить топором. Эти стихи складывались в зоне в сорок третьем — сорок четвёртом годах. Много воды утекло с тех пор. Печатайте! Всё, как написалось. Ничего не поправляйте. Но добавьте к ним ещё два стихотворения, написанных недавно.
И он прочитал их. Стихи восхитили меня и непосредственностью, и мудростью одновременно. Первое заканчивалось так:
Я жил при нём. При нём махал рукою.
Я понимал, что мне не жить в раю.
Прости, мой вождь, что я побеспокоил
Бессмертную фамилию твою.
Алла Большакова НЕ ПОТЕРЯТЬ РУССКИЙ ЯЗЫК!
Из выступления на заседании Совета Федерации "Сохранение и развитие языковой культуры: нормативно-правовой аспект"
Наше общество поразила, пожалуй, самая страшная болезнь, имя которой — социал-дарвинизм, когда доброта почитается за глупость, хитрость и подлость за ум, а в борьбе за место под солнцем побеждает не самый честный и талантливый, а самый беспринципный и наглый. Симптомы этой болезни проявляются буквально во всех сферах нашей жизнедеятельности: и в борьбе политических, экономических, литературных и научных кланов, отстаивающих сугубо корыстные интересы, и в общей деидеологизации общества, если под идеологией понимать не теоретическое оправдание хватательных инстинктов, а систему и иерархию духовно-нравственных общенациональных ценностей и приоритетов. Естественно, не могла она не затронуть и нашей языковой культуры. Мат, перекочевавший из сферы бытового общения на страницы книг и газет, на телевизионные экраны, "невинные" неправильности в ударениях, коверканье русских слов на иноязычный лад, обезьянничество, массовое вытеснение привычных русских слов иноязычной лексикой — всё это признаки оскудения и биологизации мышления и духа нации. Вспоминаются слова Достоевского о том, что русский народ, несмотря на свой видимый звериный образ, в глубине души носит другой образ — образ Христа. К сожалению, пожирающий нас видимый звериный образ всё наглее обнажает свои клыки.
Тем не менее, дискуссия о государственном языке и русской языковой культуре, всколыхнувшая общество, — показатель того, что обществу вовсе не безразлично, что с ним происходит. Сами авторы Закона о государственном языке разводят руками: мол, готовили проект Закона о русском языке как государственном, а получился Закон о государственном языке. Но отдельного "государственного языка" как такового нет и не может быть. Он существует лишь как совокупность определённых стилей национального языка в определённых областях его применения. Вот почему Закону необходимо вернуть прежнее название: ведь все мы пока ещё живем в стране, где количественно преобладает русское население и именно русский язык является гарантом сохранения культурной идентичности государства российского.
Да, демографическая катастрофа, да, смятение в умах и растерянность из-за утраты чётких духовно-нравственных ориентиров. Но всё это, если иметь политическую волю, преодолимо. Преодолимо, если будем помнить главное: защита русского языка начинается с защиты его носителей. Вот цифры, приведённые ректором МГУ Виктором Антоновичем Садовничим. Уже через 10 лет русский язык обгонят французский, хинди и арабский. Через 15 — португальский. А к 2025 году русскоговорящих будет вообще вдвое меньше. Русский мир, русская цивилизация сокращаются, словно шагреневая кожа. Сегодня в наших вузах учится всего лишь 6700 студентов из стран СНГ! Бывшие союзные республики отдают явное предпочтение не нашему, недавно ещё лучшему образованию в мире, а университетам и колледжам стран дальнего зарубежья. Всё это обязывает нас рассматривать Закон о русском языке (позвольте всё же хоть на минуту вернуться к его изначальному названию) и в этой плоскости. Думается, в этой плоскости в первую очередь...