Газета Завтра 858 (17 2010)
Шрифт:
ШУМ НА МОРЕ
Согласно закрытой инструкции, в 19.15 дал радиограммы в несколько адресов: "15.10.05 с 03.50 по 18.50 мск проверены судном норвежской береговой охраны… «Тромсё». За выявленные нарушения было предложено следовать в порт Тромсё, Норвегия. Акт не подписан. Предписание вручено 18.50 мск. При этом изъяты промысловый, судовой журналы, паспорт моряка капитана, свидетельство права плавания под флагом РФ. В противном случае судно будет взято на буксир. 68 КМ Яранцев".
Уже через минуту в России знали ситуацию с «Электроном». В этот момент к нам подошел заранее заказанный танкер. Нашему траулеру требовалась бункеровка. Попросил у норвежцев разрешения на перекачку топлива, потому что двигаться куда-либо мы не могли. Нам предложили буксировку — я отказался.
Погода пока стояла тихая, но ожидалось ухудшение метеообстановки: прогноз на 16 октября был скверный — надвигался шторм. Норвежцы об этом, конечно, тоже знали: путь до Тромсё неблизкий — двое с половиной суток, да при сильном волнении моря…
Бункеровку «Электрону» разрешили. Кроме инспекторов на борт поднялись норвежские военнослужащие. По виду без оружия (это было бы вопиющим нарушением норм международного права), но в их чемоданчиках, думаю, могло быть что угодно. Они ведь тоже не дети…
Утром 16 октября мне заявили открытым текстом: траулер арестован. Никаких слов о сотрудничестве я больше не слышал. Всё обозначилось предельно четко и ясно. Яснее некуда.
Тогда я, конечно, еще многого не знал, думая, что всё происходящее — обычная проверка с большей или меньшей долей неприятностей и придирок. Я вел себя как нормальный капитан, не согласный с претензиями и действиями норвежцев, с их субъективными действиями, с практикой регулярных и откровенных накатов на российские траулеры. Ведь нас такой политикой фактически выжимают с моря, не имея на то никакого права. Грубый нажим силы в мягкой оболочке приличий. Кстати замечу, что русские и норвежцы уже многие века хозяйствуют в этом районе и, видимо, односторонняя борьба за влияние перешла в решающую стадию…
Лишь позднее, уже на суде, из разговора с норвежскими военнослужащими, с командиром корабля береговой охраны Норвегии КV «Тромсё» Ярле Видеволдом я понял, что это была спецоперация, целью которой был арест группы российских судов и, соответственно, громкий международный скандал, выгодный новому кабинету министров Норвегии для создания имиджа. Да, шум на море случился, но вовсе не тот, на который рассчитывали норвежцы.
Получив от норвежцев прямой приказ следовать в порт Тромсё, я отправил на берег радиограммы с просьбой пояснить, не вошла ли Россия в состав королевства Норвегия, так как мы находились к тому моменту на промысле уже в течение почти трех месяцев и фактически жили в информационном вакууме. Если нет, то я, имея на флагштоке траулера российский флаг, подчиняюсь законам России, а не Норвегии. Эта радиограмма ушла в Комитет по рыболовству РФ, в офис судовладельца, в управление морской погранслужбы Мурманской области. Ответила только фирма: "Сведений не имеем". Всё стало понятно. Решение мной было принято. Оно не было спонтанной вспышкой гнева, эмоциональным жестом человека, загнанного в угол. Я был поставлен перед выбором между наглым унижением и возможностью честной борьбы за свою законную свободу, полностью осознавал свою правоту. Это решение — еще и от поморской гордости и независимости, мы никогда и ни перед кем шею не гнули…
После приказа двигаться в Тромсё «Электрон» в сопровождении всё того же норвежского фрегата КV «Тромсё» в 11 часов 16 октября двинулся на юг. Этот курс позволял до определенного момента идти как в Тромсё, так и в Мурманск. В это время я попытался связаться с береговой охраной России. Поправить ситуацию и увести ее от экстремального развития событий могла совместная российско-норвежская проверка на борту «Электрона». Поэтому я искал встречи с российским патрульным кораблем. Запрашивал открытым текстом, без крипта.
В ответ лишь судовладелец сообщил официальную реакцию властей: ни одного патрульного судна России в нашем морском секторе нет, и выйти в море никто не имеет возможности. Тем временем мы, следуя курсом на юг, уже приблизились к норвежской экономической зоне, где действует совершенно иная юрисдикция. После этого я во второй раз, уже письменно (диктуя текст), заявил норвежцам морской протест о незаконных действиях, отказавшись выполнить незаконное требование ВМС Норвеги: следовать в порт Тромсё. «Электрон» по приказу судовладельца сошёл с рекомендованного норвежцами курса и направился в порт Мурманск. Мы подняли на флагшток новый российский триколор. Я повернул на восток и повёл траулер той трассой, какой шестьдесят лет назад в СССР ходили северные морские конвои.
Тогда норвежцы попытались разными способами остановить «Электрон». Пользуясь почти двукратным преимуществом в скорости хода (десять узлов траулера против семнадцати узлов КV "Тромсё") пытались завести стальной трос. Был момент, когда мне пришлось стопорить ход, чтобы благополучно перепрыгнуть через плавучий конец и не намотать его на винт. Норвежцы были поражены: как так, не может быть?! Они же не знали, что у меня есть опыт лова «кошелем». Риск был в том, что я глушил двигатель. Но игра стоила свеч: судно на инерции проходило по тросу.
Угроза захвата была реальной — в воздух с «Тромсё» поднимался корабельный вертолёт. Он ходил вокруг нас, но высадить группу захвата на «Электрон» не решился. Я видел в проеме вертолётного люка эту команду. У всех было оружие. Если бы пилоты сделали попытку высадки группы на палубу траулера, то вертолёт можно было бы сбить. Это не составило бы труда. Единственное, что останавливало от агрессивные действий, — люди. Они же не виноваты в жёсткости приказа…
ЦЕНА ЧЕЛОВЕЧНОСТИ
Позднее журналисты добыли распечатку радиопереговоров. Норвежские военные лихорадочно пытались выяснить: захватили ли инспекторы на борту «Электрона» управление судном. Резонный вопрос: это что же за «инспекторы» такие? Позднее, анализируя информацию и сведения, полученные от знающих людей, я убедился: нас проверяли сотрудники военной разведки.
Впрочем, эти ребята на траулере были свободны в своих передвижениях. И в своих эмоциях — тоже. Сначала они затосковали в "русском плену", а потом, видя нормальное человеческое отношение с нашей стороны, успокоились. Ну не прыгать же за борт в ледяную воду? Мы отвели им каюту, кормили по первому требованию — всё цивилизованно и доброжелательно. Мы же им не враги!
Потом, когда на суде этих инспекторов береговой охраны, Хеннинга Тюне и Рикарда Стуроса, спросили, угрожали ли им на борту «Электрона», они ответили положительно. Поднялся почти радостный шум. Но норвежцы пояснили: "Нам угрожал командир фрегата «Тромсё», всё время твердивший нам: "Приготовьтесь к бедствию!" По этому сигналу мы должны были облачиться в костюмы индивидуальной защиты".
Когда меня спрашивали, не связывал ли я инспекторов, отвечал: "Связывал. С кем они просили связать, с тем, по возможности, и соединял. Радиосвязь для них была доступна". Инспекторы на борту «Электрона» были свободны так же, как и любой из членов нашего экипажа. Почти всё время они проводили на капитанском мостике. Когда траулеру справа угрожал обстрел из орудия «Тромсё», я просил их перейти на левый, более безопасный в этом случае, борт. Страха в их глазах я не видел. Они честно выполняли свой долг, хотя понимали, что на Родину попадут только через Россию.