Газета Завтра 866 (25 2010)
Шрифт:
Когда не стало Родины моей,
Я ничего об этом не слыхала:
Так, Богом бережённая, хворала! –
Что не было мне горше и больней…
Когда не стало Родины моей,
В ворота ада я тогда стучала:
Возьми меня!.. А только бы восстала
Страна моя из немощи своей!
Её мягкий голос слушали, затаив дыхание и сдерживая слёзы, а то и не пряча их, ибо сама она в эти минуты была олицетворением той земли, на чью долю вдруг выпали тяжкие, горькие испытания — выпали, но не смяли ни дух, ни надежду. Она была истинным голосом русской доли, хотя уже много лет эта роль, эта миссия, это выстраданное право приписывались — как "литературными кругами", так и российской властью — совсем другим, далёким и от неё, и от русской беды, её жеманным коллегам. Их всё показывали по ТВ, хвалили и награждали высокими премиями, а они милостиво поводили плечами, но… ничего уже не создавали многие годы, живя былой славой, которую, кстати, дала им когда-то совсем другая, теперь не любимая ими власть. Татьяна Михайловна смотрела на это спокойно, привычно работала, жила заботой народа, и уж конечно, никаких знаков внимания от "демвластей" не ждала — да и не приняла бы. Потому и писала, потому и читала с подмостков всё тех же незабываемых вечеров:
Уже повымерло людей –
как в тую голодуху…
И сколь ни выбрано властей –
проруха на старуху!
…Но вдруг случится и такой
неодолимый случай:
Господь пождёт, взмахнёт рукой –
склубимся гневной тучей!
И, разом на ногу легки, –
сполошная година! —
дойдут мятежные "совки"
до нужного Берлина.
Татьяна Глушкова не дожила до такой годины. Стихи её — доживут.
БОРИС ПРИМЕРОВ со сцены не выступал — ему это было трудно физически, но свои классические стихи, и мужественные, и задушевные, печатал у нас постоянно. И он, мне кажется, первым выразил то, о чём мы тогда ещё только думали с болью:
Прощай, Великая Держава,
Одна шестая часть земли,
Которую на переправах
Мы сообща не сберегли…
Он зорко видел, глубинно чувствовал, поэтому понял, насколько страшен этот развал. Но не мог, сокрушаясь, понять другого: откуда же вдруг взялось в одночасье столько предателей Родины? Мучительно шёл к ответу на этот вопрос в своих наблюдениях, тягостных размышлениях, в наших долгих и страстных беседах и на Цветном, и на Комсомольском, когда приходил в "День" и в "Завтра" и со стихами, и просто так — за братской поддержкой, устав быть один на один со своим большим израненным сердцем. Потомственный казак, Примеров был человеком сильным, он и сражался, сколько хватало сил, за Отечество своим раскалённым словом — но на какой-то непоправимый миг весной девяносто пятого эти силы его покинули…
Для близких осталась предсмертная записка, а для всех нас — и сегодняшних, и грядущих — его пронзительная "Молитва", написанная и опубликованная в разгар жестокой борьбы с врагами. На встрече "Завтра" с читателями мы помянули этим стихотворением нашего боевого товарища — и Большой зал ЦДЛ скорбно стоял в молчании, пока звучали потрясающие каждую душу слова:
…Боже, помилуй нас в смутные дни,
Боже, Советскую власть нам верни!
…Боже, помилуй нас в горькие дни,
Боже, Советский Союз нам верни!
…Боже, лукавого власть изжени,
Боже, империю нам сохрани!
Выходит, певец во стане — это не только певец восстания, но ещё и молящийся за его победу. Его славное имя — Борис Примеров, светлый русский поэт.
ИГОРЬ ЛЯПИН, Станислав ЗОЛОТЦЕВ, Феликс ЧУЕВ, совсем молодой Денис КОРОТАЕВ — тоже, как на поверке, стоят, не забытые нами, и в дни торжеств, и в дни бедствий страны и народа. Ушедшие так же до срока, они всё равно успели сказать то заветное слово, что вписано ныне и в летопись русской поэзии, и в хронику русского сопротивления.
Ляпин, хотя и был много лет первым секретарём Союза писателей России, нередко находил время, чтобы зайти к нам в "Завтра", — благо, мы и работали той порой в одном здании, только на разных его этажах. Участвовал и в вечерах, но обычно скромно садился в зале, и нам доводилось уже по ходу события поднимать его с места и приглашать "на трибуну". В один из таких моментов и услышали все мы слова, исполненные уверенной, мобилизующей силы:
…Будут сыпаться искры под ноги,
Будет крепок в подкове гвоздь.
Ни друзья не поймут, ни вороги,
Что, откуда и как взялось.
И ударит звонарь на звоннице,
И поднимется в поле рать.