Где-то возле Гринвича
Шрифт:
Через день они подошли к проливу. Трактористы боялись идти по морскому льду, щупали его ломиками. Потом им это надоело, и они пошли напрямик, на четвертой скорости, только дверцы кабин были на всякий случай открыты. Зеленые пятна молодого льда выглядывали из-под синего вечернего снега, впереди торчали черные скалы острова, и красная полоса апрельского заката виднелась на западе. Было светло, но на небе уже горела неярко какая-то одинокая звезда. Может быть, Полярная.
Связавшись тросом, тракторы с натугой втащили на плоскую вершину острова будку. Потом – сани с половиной груза. Потом сани спустили вниз, придерживая их за трос одним трактором,
Ночью трактористы ушли. Они торопились уйти обратно, пока ветер не перемел след, пока дизели работали исправно, пока снег сохранился твердым в горных долинах. В такой дальний рейс они попали впервые, поэтому боялись многого, чего, может быть, и не стоило бояться.
Трое остались стоять под снежным обрывом. Они казались близнецами в своих полушубках с поднятыми воротниками, неуклюжих цигейковых рукавицах и серых валенках казенного образца. Тракторный след уползал на запад и уводил в синий холод пролива грохот моторов.
– С чего начнем? – спросил Виденко.
– У нас с любого конца начало,- ответил Сомин и застегнул на полушубке самую верхнюю петельку.
Маков же ничего не сказал. Просто промолчал.
Трое поставили в будке печку и затопили ее. Дым падал из железной трубы, прижимаясь к земле. Северный ветер растаскивал его по всему острову. Возможно, это был первый дым над маленьким островом невдалеке от знаменитого круга Гринвича. Они подумали об этом утром, когда Маков вынул новенький "Зенит" и предложил сфотографироваться около будки (валенки, полушубки, в зубах папироса, одна нога на ящике, в руках карабин). Потом они отложили фотоаппарат и забыли о нем на весь этот день и еще на многие другие дни. Они начали разбирать грузы.
Его было очень много, этого груза. В зеленых ящиках лежали два комплекта радиостанции "Парке". Их надо было разместить по всем правилам с прямоугольными изгибами токопроводов, медным блеском экранов, таблицами волновых поправок, прикрепленным к стене списком частот абонентов, переключателями, перемычками и сотней других мелочей, которые устанавливаются на месте. Готовых мачт для антенны у них не было. Они сделали мачты из трехдюймовой брусчатки, соединяя ее "внакладку" гвоздями. Если такие мачты ставить на крепких стальных растяжках, они могут стоять долгое время и в сильные ветры. Из обложенных опилками бутылей они залили аккумуляторы, соединили их в серии и после трехдневных чертыханий расконсервировали двигатель.
Для аккумуляторов и двигателя пришлось выстроить из толя и обломков досок специальную будку. В эту будку не забирался северный ветер, к тому же теперь можно было греть руки о выхлопную трубу. Из последних остатков толя и досок они сделали еще одну пристройку – для продуктов. По установленной свыше норме, продуктов полагалось на сорок рублей в месяц каждому. На троих на шесть месяцев это было очень много. Просто удивительным казалось, что они съедят такую кучу крупы, мясных консервов, спрессованной в круги сухой картошки и капусты, сливочного масла и сахара.
Несколько раз они связывались с помощью антенны-времянки с соседней к востоку станцией. Эта станция стояла на низком галечниковом мысу, выдвинутом далеко на север. И хотя мыс мало чем отличался от острова, все же это был материк, и у них можно было спрашивать всякие новости. "ЦСКА, как всегда, лидирует по шайбе… Myхин женился на поварихе с острова Длинного… на острове Хейса новая высокоширотная экспедиция… Ермилин с лагуны улетел в отпуск".- "Как дела у вас?" – "Загораем, как в Сочи на пляже…"- "Ха-ха",- старательно выстукивали в ответ, что на радистском жаргоне отмечает крайнюю степень веселья. Они кончали связь и через несколько минут слушали, как мощная рация соседа передает в центр лаконичную радиограмму: "Связь с УКЛ установлена во столько-то часов, столько-то минут. Все нормально, работа продолжается".
Ровно на двадцать первый день они сами вышли на связь с центром в 13.15 по московскому. Не то чтобы они считали дни и минуты, но им положено было выйти на связь с центром в этот день и эти минуты. На всякий случай у стола собрались все трое. "УДС, я УКЛ… прием". Центр ответил им бешеной дробью. Они поняли, что великий маг и волшебник ключа Овчаренко делает смотр. Виденко успел переключиться на предусмотрительно заготовленную "дрыгу", иначе ЭК-1, который вдвое увеличивает скорость передачи в умелых руках. Он отбарабанил текст рапорта о готовности. На той стороне лихо выдали радиорасписку. Виденко выждал ровно десять секунд, добавил "це эль", "кончаю", выключил передатчик и облегченно сунул в рот папиросу. Маг и волшебник Овчаренко мог убедиться в классной работе.
…В этот же день они впервые обошли остров кругом. Воздух был влажен, и снег с первых шагов стал налипать на валенки. Они взяли с собой карабин – старый охотничий карабин калибра 8,2 с большими медными гильзами и пулей с мягким свинцовым наконечником. Другого оружия у них не было.
Они спустились вниз по пологому склону и пошли по льду мимо скал и торосов. Кое-где между торосами стояла вода, но трещин еще не было. Подтаявший снег хранил песцовые следы. Трое долго смотрели через пролив. На той стороне тоже торчали скалы, но там были и ровные долины, где водятся зайцы, где живут в кустах куропатки и встают после зимнего сна медведи.
Ни один из троих не имел права оставлять территорию острова "до особого распоряжения полномочных лиц". Около избушки они немного постреляли по консервным банкам. Карабин давал слабые хлопки, и пули пролетали мимо банок. Может быть, был виноват pacxлecтaнный за многие годы службы ствол карабина, а может быть, неверный свет полярного дня.
В будке Виденко вынул из мешка одну из трех бутылок коньяка. Он хотел сказать какой-нибудь тост, но передумал и сказал: "Давай, мужики, по стопочке". Они выпили, не чокаясь, из зеленых трехсотграммовых кружек и закусили холодными консервами. Коньяк очень сильно ударил в голову, но они знали, что это от усталости и что это пройдет, если выпить еще немного, но больше уже не пить совсем. Они открыли вторую бутылку.
– За открытие станции, – сказал теперь Виденко.
– Чтоб все было как надо, – сказал Маков, и они посмотрели на Сомина.
– Будем здоровы,- сказал Сомин и быстро выпил, не крякая и не морщась. Он немного побледнел от выпитого, и глаза его чуть одичали. Виденко подумал, что сейчас он предложит распить третью бутылку, которую они не имели права открывать. Но Сомин просто пошел и лег на свою койку.
– Надо пристрелять карабин,- сказал Маков.- Будем ходить на ту сторону. Носить мясо.