Где-то я это все… когда-то видел
Шрифт:
— Ты — из… будущего?
— Если можно так сказать. Хотя, и не совсем точно. Я из СВОЕГО будущего. А наше с тобой, новое будущее — уже другое. Потому что, как минимум, мертв капитан Гришко. И Румын. И Чистый. А красивая черная яхта «Орион» покоится на дне Черного моря, тогда как в МОЕМ будущем она благополучно бороздила волны и в двадцать первом веке. Понимаешь?
Ирина молчала. И пауза затягивалась.
Я ее понимал. Шутки и розыгрыши исключались подоплекой разговора. В общении с Ириной мы давно уже научились четко определять — когда можно похохмить, а
Как сейчас, например.
Я просто кожей чувствовал, как Ирина, треща мозгами, прокрутила в своей голове версии «Врет» и «Сумасшедший», потом с усилием отбросила их за несостоятельностью. Осталась версия «Правда», но она никак не желала укладываться своими буграми на гладкие, устоявшиеся годами представления о действительности. Вот и подвисла моя подруга, что и говорить.
Надо помочь. Я, было открыл рот, чтобы чего-нибудь напророчить, но…
…чуть не грохнулся с кровати. Потому что Ирина неожиданно задала вопрос, который меня просто убил:
— А ты был лысый? Ну, в сорок девять. Или с волосами?
О, женщины!
Ну, вот скажите мне на милость — зачем ей это? Почему не спросить — «будет ли мир во всем мире?», или «кто станет Генеральным Секретарем?». Или хотя бы — «что носить будут в двадцать первом веке?». При чем здесь мои волосы? Где логика? На ум пришел Брекоткин из «Уральских пельменей»: «Да почему… голова-то не квадратная у вас после этого-то? Я не понимаю!»
Я выдохнул. Потому что, забыл, как дышать, переваривая этот чудо-вопрос. И не нашелся, как ответить, буркнув:
— С волосами… и даже, проплешины не было.
Ирина улыбнулась:
— Это хорошо. А что носят в… две тысячи пятнадцатом?
— Слушай, Ириш. Мы еще об этом поговорим. И, чувствую, не один раз. Если, конечно, меня в бункер не закроют на опыты. Хочу просто узнать — ты поняла теперь, почему не стоит распространяться о моем феномене?
— Конечно, — просто ответила Ирина, — тебе не поверят. И точно закроют в бункер.
— Ну-ну, продолжай!
— Наши пока тоже не поверят…
— И?…
— И это будет между нами,… пока не «созреет» Сергей Владимирович.
— Умница! Именно это я и хотел услышать. Просто ты «созрела» немного раньше. И я был уверен, что ты гарантированно мне поверишь. Настанет время — и шефа введу в курс дела.
Ирина неожиданно глянула на меня с жалостью.
— Старичок! А ведь тебе сейчас не сладко приходится. Подумать только! Жить по-новому.
— Все нормально, старушка! Я даже бываю рад тому, что вернулся в свое детство. Оно реально счастливое. Поверь, мне есть с чем сравнивать. Не хочу тебя расстраивать, но ты еще много печального услышишь от меня о нашем будущем. О событиях, о людях, о нравах. Потом, как-нибудь.
— Уверен, что нам нужно это знать?
— Нет. Ни в чем я не уверен. Теперь — нет. После того, какую волну я поднял в конторе своими фокусами с яхтой. Знаешь, все эти вельможные интриги, подковерные игры и грязь за спиной оставляют стойкое ощущение, что…
…где-то я уже это все… когда-то видел!
Русские своих не бросают!
Глава 38
Я хорошо выспался, отъелся и почти полностью восстановил утраченные силы. Желание доказать свою правоту, а еще больше — уберечь своих товарищей от несправедливой расправы — переполняло меня.
Я готов к бою. Возможно, я даже готов свернуть горы. Дело осталось за малым — найти их. Ну, это как раз, просто. Как говорится, когда сидишь в яме — любая кочка покажется горой.
Первая задача — покинуть гостеприимную больницу.
Меня, как и раньше не контролировали, но сегодня в здании медицинского флигеля довольно оживленно. Лежащая в соседней палате Галина Анатольевна, спасшая совсем недавно мне жизнь почти ценой своей, сегодня вышла из комы. Говорить, разумеется, не могла из-за последствий страшного удара в шею, и с ней теперь пытались установить разумный контакт любым другим известным человечеству способом.
Пользуясь суматохой, я благополучно вышел на свободу. Ну, если честно, не совсем благополучно — уже делая первый шаг на лестнице, я заметил, как Ирина, перебегавшая из палаты в палату, вдруг резко остановилась и пристально посмотрела мне в след. Я умоляюще прижал руки к сердцу и придал лицу просительно-заискивающее выражение. Потом прижал палец к губам, и когда Ирина показала мне кулак, благодарно кивнул и рванул на выход.
Не до меня им сейчас.
На улице серьезно похолодало. Природа убедительно напоминала о том, что на носу — второй осенний месяц. Мол, пора бы и забыть уже о купальном сезоне и солнечных ваннах. Хватит того, что летняя эйфория растянулась вплоть до конца сентября. Теперь, осенняя промозглость стремительно добирала упущенное. Ночью прошел дождь, а ветер трудолюбиво и усердно работал над прореживанием быстро желтеющей листвы.
Я поежился. Впору было уже утепляться. Одного спортивного костюма становится маловато. Курточка явно не помешает. А пока, я просто сменил размеренную ходьбу на привычный для всей детворы бег вприпрыжку. И доскакал таким жизнерадостным Макаром до… школы. Своей собственной школы номер четырнадцать. Гостеприимно встретившей меня в качестве лупоглазого первоклассника какой-то месяц назад.
Нет, я не соскучился по грифельным доскам, старинным партам и чернильным пятнам на пальцах. Никоим образом. Мне хотелось пообщаться с завучем, Ларисой Викторовной, которая по просьбе безопасности осуществляла прикрытие моего отсутствия на занятиях. И которая в свое время оперативно сообщила куда надо о странном школьнике. И сообщила — непосредственно капитану Гришко. Что это могло дать, я пока не понимал, но на безрыбье, как говорится… и завуч сойдет.
Я зашел в до боли знакомый вестибюль, пахнущий мастикой, и направился на второй этаж. Деликатно постучал в обитую дерматином дверь.