Где-то я это все… когда-то видел
Шрифт:
Чучело! Ну, да. Как раз на этом месте и стоял покойный Гришко. Ковырял пальчиком вот это вот стеклышко. Из-за высокой стеклянной витрины в моем направлении уже спешит веселый старичок-алхимик, забавно шаркая по паркету ногами в домашних тапках.
Давид Адамыч, картавый директор краеведческого музея детской туристической станции.
Двуликий Янус.
Мозговой центр вражеской агентуры и гениальный артист, способный легко заставить себя покраснеть, если надо. Или изображать старого смешного чудака-ученого, будто слизанного со штампов Голливуда. А, если
Я шагнул навстречу.
— Привет, Ричард! Детей отпусти, конец твоей экскурсии. Говорить будем…
Если человек талантлив, то это проявляется во всем.
Даже не моргнув глазом, Ричард, переодетый в старого музейщика, невозмутимо повернулся и зашаркал обратно к посетителям.
— Дог-гогие мои! На этом наша экскуг-гсия. к моему великому сожалению, должна пг-гег-гваться. Тысяча извинений. Дг-гагоценнейшая Маг-гия Ивановна! Очень сг-гочные, неотложные дела! Пг-гошу! Пг-гошу всех к выходу. До свиданья! До свидания, дг-гузья мои…
Я неторопливо шел следом.
Группа подростков, одетых в туристические штормовки, во главе с полноватой Марией Ивановной недоуменно продвигались к выходу. Я ловил на себе любопытные взгляды, поэтому всячески пытался сохранить невозмутимое выражение лица.
Ричард выпроводил гостей, выглянул в коридор, внимательно огляделся, затем вернулся и плотно закрыл двустворчатые двери музея. Задвинул щеколду.
— Присаживайся, — на чистейшем русском языке предложил он, — Вот сюда. Обрати внимание — почти полная копия Летней беседки Бахчисарайского дворца. Построена в Бассейном дворике для отдыха членов ханской семьи в начале девят…
— Хватит! Кончай юродствовать, экскурсовод.
Я плюхнулся на низкий диванчик, покрытый коврами. Потом забрался на него с ногами и облокотился спиной о мягкую подушку. Действительно удобно!
Ричард прошел в глубину макета и расположился напротив. Снял очки и стал рассеянно протирать их какой-то бархоткой.
— Интересно. Значит, я раскрыт, — задумчиво произнес он, — не знаю как, но раз ты здесь, мою миссию можно считать проваленной.
— Можно именно так и считать.
Он отложил в сторону не нужные уже аксессуары маскировки и глянул в сторону окон.
— Я думаю, что здание, скорей всего, оцеплено. В коридоре я видел незнакомых людей. Ваши?
Я неопределенно помахал рукой в воздухе. Хорошо, что он так считает. Учтем.
— Одно только мне не понятно, зачем первым пустили тебя?
Странно было видеть комичного директора музея, говорящего чисто, не картавя и без забавных подергиваний головой. Мне еще на причале яхт-клуба показалось, что голос Ричарда мне кого-то напоминает. Тогда еще мелькнула мысль о голливудских артистах, а это был директор музея. Только с нормальной буквой «эр».
Артист и есть! С образом старичка-ученого Ричард, если честно, слегка по-голливудски переиграл. Очень выпукло, по-сказочному получилось. Типично диснеевский образ. И советские люди этого времени, не избалованные американским кинематографом, воспринимали его органично. «Пипл схавал», а вот, мои глаза, где были?
На вопрос я не отвечал, молчал многозначительно. Смотрел прямо в глаза Ричарду, непроизвольно потирал колено и молчал. «Держите паузу», — кто сказал? Станиславский?
— Я впервые сталкиваюсь с ребенком, работающим на спецслужбы, — не выдержал долгого молчания Ричард, — Это очень странно. Ты знаешь английский, разбираешься в вопросах международных отношений, знаком с французской и американской литературой. И еще ты очень не глуп! Я обратил внимание, как на скальном пляже ты заметил военный катер с мичманом. И через час мичман был арестован. Эвакуация Бонц и Гришко тоже сорвана? Не так ли? Не сомневаюсь, что не без твоего участия. И раз ты здесь, может быть, ответишь мне на единственный вопрос — ТЫ КТО?
И этот туда же! Так я тебе все и рассказал!
— Я — секретное оружие Комитета государственной безопасности. Под названием… ЛДПР. Знаешь, как расшифровывается? «Ленинская дружина против рейнджеров». Советские дети — они все такие. Кажется, я тебе уже об этом говорил. А ты не поверил.
— ЛДПР… Мда… Похоже на название какой-нибудь партии. Маловероятно. Ну, а если, все-таки, серьезно?
— А если серьезно — у меня к тебе есть деловое предложение.
— Интересно. Внимательно слушаю.
— Сначала нужно, чтобы ты ответил на мои вопросы. Разумеется, только на те, на которые посчитаешь нужным ответить.
Он поудобнее расположился на диванчике и скрестил руки на груди. Непроизвольный симптом мобилизации психозащиты.
— Ну,… давай попробуем.
— Галина Анатольевна, инструктор по туризму, твой курьер?
— Разумеется. Хорошая девушка была. Глупо погибла.
Погибла? Предусмотрительно не поправляю его. Пусть пока побудет в неведении на счет воскрешения Галины.
— На чем ты ее вербанул?
— «Вербанул»?
— Язык надо учить, чурбан не русский!
— Ну, положим, что такое «чурбан» я знаю, — усмехнулся Ричард, — и все твои комментарии по этому поводу помню.
— Я спрашиваю, на чем ты ее за-вер-бо-вал? Мотивация какая?
— А! На чем? Ты не поверишь, мой юный друг. Есть такая штука — любовь! Она порой творит чудеса. Особенно с молоденькими и… некрасивыми девушками.
— Сволочь, ты, американец. Изрядная сволочь!
— What`s done can`t be undone.[1]
— We`ll see what we`ll see.[2] Короче, здесь понятно. Следующий вопрос. Как завербовали Гришко? На чем его взяли?
— Хороший вопрос. Правильный. Пока не считаю нужным отвечать на него. Все зависит от твоего предложения. А там, посмотрим.
— Ладно, не отвечай. Твое отплытие на папиной яхте — для отвода глаз?
— Ну, если вы меня вычислили, зачем отвечать на этот вопрос? Конечно, для отвода. Яхта ушла, а я вернулся. Вплавь. Под водой. Рассказать, как работает акваланг?
Да, действительно глупый вопрос. Приходится работать в цейтноте, экспромтом, отсюда и «тупизна».