Где вера и любовь не продаются. Мемуары генерала Беляева
Шрифт:
– А вы заметили, – шепчет кто-то, – Государь игнорирует обоих японских атташе? Они ходят как потерянные.
– Беляев! Что ты здесь делаешь? Ведь ты не танцуешь… Пойдем в ротонду, а то потом не протолкнешься. Посмотри, что там делается.
Но в ротонду уже почти невозможно протискаться. В узком проходе, ведущем туда, встречаются два течения.
– Ради Бога, мадам! – восклицает высокий судебный генерал, которого полная дама затормозила в самой теснине. – Вы пореже тесь моими остроконечными звездами.
Наконец Фермопилы пройдены. Вокруг круглого стола с закусками любители толпятся в
71
Иносказание: кираса – защитное вооружение из двух металлических пластин, выпуклых по форме спины и груди.
– Пойдем в большой коридор, где пьют шампанское. Я покажу тебе там две скромные картины, которые всегда приковывают мое внимание.
– Какие?
– Одна – израненный Осман-паша представляется Императору Александру II, который возвращает герою его саблю. Другая – «Живой мост». Ты не помнишь этого эпизода из Кавказской войны? Конные черкесы с шашками наголо нагоняют орудие, которое спасается от них вскачь через ров, заваленный живыми телами, – это солдаты, которые жертвуют собой для его спасения…
Кто бы мог подумать, что нас ожидает эта самая судьба!
Ужин начинается ровно в два часа. Проходит Государь, чтоб убедиться, что все гости заняли свои места. Перед каждым – хрустальные бокалы, роскошные приборы. На столе – золотые и серебряные вазы с цветами и конфетами, изображающие целые группы людей и животных, чем ближе к почетному концу, тем роскошнее. Лакеи работают с поразительной быстротой, убирая блюда и подавая кушанья, прежде чем гость успевает заметить это. Когда Государь поднимается из-за стола, провинциалы наперебой расхватывают букеты, фрукты и конфеты «на память», не хуже кадет младшего возраста.
Не прошло и двух недель после бала, как нам пришлось присутствовать на торжестве иного характера – на официальном объявлении войны Японии. Их армия организовалась под наблюдением германских инструкторов, снабжена немецкими пулеметами и мортирами; боевые суда для них снаряжались орудиями Армстронга и Виккерса. Но всего удивительнее было то, что вероломное нападение 26 января нигде не вызвало столько аплодисментов, как в Соединенных Штатах, которые с самого начала своего существования со стороны России видели только самое искреннее благожелательство. Стоит вспомнить «Вооружейный нейтралитет» Екатерины, обеспечивший молодым колониям свободу морской торговли, появление в Нью-Йорке эскадры Лисянского, парализовавшей эффект спущенной с английских верфей «Алабамы», отрезавшей Соединенные Штаты от всего мира, уступку Русской Аляски.
За Артуром последовала «Жемчужная бухта», вызвавшая бесчеловечное разрушение Хиросимы и Нагасаки. Но Европа поплатилась еще тяжелее за свою слепую ненависть к возрождающейся России. Подрубая самые корни существования державы, всегда стоявшей на страже мира и справедливости, она навсегда нарушила европейское равновесие, исключая возможность взаимного доверия, и положила начало всем бедствиям, явившимся на смену «Золотому веку» мирового прогресса.
Но кому из нас приходило в голову, что этим началась эпоха мирового упадка и что мы вступаем в эру неслыханных насилий и тирании?
Первые боевые столкновения раскрыли дефекты существовавших порядков во всех отраслях, главным образом в армии, и вызвали ряд реформ; увлечение ненужными мелочами, доведение до совершенства того, что уже отжило свой век, сразу уступило место деловому отношению к требованиям момента.
Но полная политическая неосведомленность масс, безграмотность интеллигенции во всем, что не касалось ее ближайших интересов, с одной стороны, и абсолютная невежественность простого народа, с другой, не могли не отразиться на успехе и, главное, своевременности реформ.
Меня поражало невежество образованного класса, который не отдавал себе отчета, что настала пора обернуться лицом к Востоку, взглянуть двумя глазами на Великий Океан и перестать смотреть на отношения с Китаем и Японией как на колониальные вопросы ничтожного характера – это в то время, когда дальновидные англичане подчиняли себе Африку, а немцы из Камеруна [72] устраивали Фатерланд. Они не поняли, что заставило Александра III занять Порт-Артур, а на Корею и Сахалин смотрели глазами Вольтера, для которого Канада и Американский Запад казались guelgues arpenta de neige [73] .
72
Камерун с конца XIX в. по 1916 г. – протекторат Германии.
73
Ни к чему.
Неудивительно поэтому, что и крестьянин считал, что ни к чему нам драться на чужой полосе.
Военной договор с Францией не допускал возможности переброски на Восток целыми корпусами. Нарушая все правила организации, туда направлялись отдельные команды и вызывались офицеры. От бригады также поехало несколько человек, в том числе и мой брат Тима. Вызвался и я, считая это долгом чести, но полковник Лехович в весьма лестных выражениях заявил мне от имени командира бригады, что он просит меня остаться, что мое присутствие в дивизионе необходимо. В сущности, оно так и было. Не прошло и года, как это стало ясно для каждого.
Толчок, данный японской войной всем отраслям государственной жизни, более всего отразился на армии и всего сильнее дал себя почувствовать в артиллерии. Во главе артиллерийского ведомства стал молодой, но деловой и прекрасно подготовленный строевой службой Великий князь Сергей Михайлович в качестве генерал-инспектора артиллерии. Фактически он проводил все меры через начальника Главного артиллерийского управления генерала Кузьмина-Караваева, своего бывшего командира, человека интеллигентного, очень мягкого и покладистого.