Геббельс. Адвокат дьявола
Шрифт:
Великий писатель Жан Жироду, бывший в то время главой французского министерства информации, прекрасно видел, какие цели преследует пропагандистская война. «В течение вот уже двух лет мы находимся в гуще военных событий», – заявил он 14 декабря 1939 года. Для иллюстрации своей точки зрения он процитировал самого Гитлера: «Наша война начинается задолго до того, как войска приступают к боевым операциям… Артиллерийская подготовка перед наступлением, свойственная окопной войне, в будущем будет заменена применением психологического оружия с целью подорвать моральный дух противника посредством пропаганды, прежде чем заговорят пушки». Жироду добавляет: «Мы тоже ведем борьбу подобного рода. Полагаем,
Французские солдаты, оборонявшие «линию Мажино», стали объектом яростного пропагандистского давления, в ход был пущен весь накопленный до того опыт. Если французские солдаты покидали укрытие, противник не открывал по ним огонь. Немецкие офицеры с бесстрастным видом позволяли им уйти невредимыми, словно теннисисты, которые терпеливо ожидают, когда их соперник отступит на свою позицию, чтобы затем продолжить игру. Иногда по ночам французским солдатам приходилось восстанавливать разрушенные фортификационные укрепления, и тогда внезапно то место, где они сгрудились, заливал ослепительный свет прожекторов, а усиленные громкоговорителями голоса призывали напуганных французов ничего не бояться, дескать, немцы не собираются стрелять, а только хотят помочь их работе освещением.
Данные военной разведки также использовались в пропагандистских целях. Не проходило и получаса после прибытия президента Франции на какой-либо участок фронта – его передвижение содержалось в строжайшей тайне и сопровождалось всеми мыслимыми мерами предосторожности, – как германские громкоговорители извещали всех и каждого о его местонахождении. В другой раз, когда «линию Мажино» посетил Черчилль и для него был устроен ленч, немцы самым подробным образом перечислили все блюда, поданные ему на стол.
Геббельс держал в рукаве и множество других трюков. В частности, он распространял листовки с предсказаниями Нострадамуса, которые тот якобы сделал еще сотни лет тому назад и в которых предрекал скорую победу Германии – на самом деле их сочинил сам Геббельс. Кроме того, в его распоряжении были десятки тысяч поддельных экземпляров бельгийского журнала «Ля герр де 1939». Все статьи в них до последней запятой соответствовали настоящим, единственным отличием от подлинника были кроссворды и шарады, в их ответах был заложен деморализующий смысл. Их пересылали французским солдатам через Швейцарию. Разумеется, все подобные издания благополучно прошли цензуру, так как никому и в голову не пришло обратить пристальное внимание на кроссворды.
В окопах французов распространялись фотографии порнографического содержания, вызывавшие у солдат неуверенность и ревность: на снимках неизменно была надпись, что именно так жены солдат изменяют им с англичанами, в то время как их мужья обороняют «линию Мажино». Кроме того, они получали письма, где им сообщали, что их жены пустились во все тяжкие. Следует отметить, что такого рода письма отправляли не только агенты Геббельса, но и французские коммунисты, которые в то время выступали против войны и использовали сходную тактику, чтобы ослабить воинственные настроения. И Москва и Берлин заявили, что война развязана англичанами. В Москве их называли капиталистами, в Берлине – плутократами, но это было единственное различие.
8
Тон германской пропаганды против Франции изменился только тогда, когда война на Западе была развязана по-настоящему. «Теперь на западные государства плутократов обрушилась лавина германских войск, – писал Геббельс. – Теперь их армии, наивно веровавшие, что им предстоит только сидеть в ожидании на «линии Мажино» или вольготно
В полном соответствии с его угрожающим тоном германское радио буквально взорвалось криками о тысячекратном возмездии, о невероятной растерянности в рядах противника, об истреблении, о панике, о невиданном катаклизме, о бронированных колоннах и пикирующих бомбардировщиках и снова о тысячекратном возмездии.
Теперь, и только теперь, Геббельс решился пробудить в массе немецкого народа энтузиазм по отношению к войне. 10 мая он запретил прессе Германии печатать специальные выпуски. У него родилась совершенно новая мысль: использовать так называемые специальные радиосообщения.
Специальные радиосообщения могли прерывать любую передачу. Сначала шло короткое обращение к слушателям: «Внимание! Внимание! Прослушайте специальное сообщение службы радиовещания!» Затем раздавался гром фанфар. Звучал целый оркестр из ста музыкантов. Мелодии варьировались в зависимости от страны, над которой брали верх доблестные германские войска – над Францией, позже над Советской Россией или же над Англией в морской войне. В целом получалось впечатляющее представление.
Эффект, достигавшийся этим крайне драматизированным средством, основывался на собственных расчетах Геббельса и был проверен в многочисленных опытах, которые он проводил над всеми, кто оказывался у него под рукой. Прежде чем первое специальное сообщение было передано по радио, он пригласил к себе нескольких друзей из театрального мира и секретарей, чтобы они прослушали пробный выпуск. Каким должен быть интервал между призывом к вниманию и первыми звуками фанфар? Сколько секунд потребуется матери семейства, чтобы подойти к радиоприемнику с кухни? Какой интервал времени должен быть между фанфарами и самим сообщением? А сколько времени понадобится матери семейства, чтобы собрать у приемника отца и детей? Да и сколько раз надо давать позывные фанфар? Один, два или три?
Геббельс размышлял, прикидывал, подсчитывал время, с хронометром в руках наблюдая за людьми. Наконец специальные сообщения о победах германского оружия выплеснулись на страну. Фанфары. Победный трубный звук…
Фанфары Геббельса гипнотизировали всю Германию, включая и его самого. Примерно в то же время «Рейх» опубликовал его статью «Несравнимое время». Почему он назвал то время несравнимым? Да потому, что «история не повторяется». Подобное утверждение представлялось крайне важным как для всего немецкого народа, так и для Геббельса лично. Четвертью века раньше, когда германская армия вторглась во Францию, она тоже сначала шла от победы к победе, но в конце концов оказалась наголову разбитой. Не станут ли сегодняшние победы повторением вчерашней истории? Нет. «История не повторяется… Наше нынешнее положение никоим образом нельзя сравнивать с тем, в котором мы находились в 1914 году».
Вскоре сопротивление французов выдохлось и захлебнулось. Германские войска вошли в Париж, а маршал Петен был вынужден просить мира, как это сделали немецкие генералы в 1918 году. Тогда немцам пришлось пойти на поклон в личный железнодорожный вагон маршала Фоша в Компьене. Теперь нацисты заставили французов пройти через такое же унижение, и даже больше – они извлекли на свет Божий стоявший в музее тот самый вагончик маршала Фоша. История повторилась, но с точностью до наоборот.
Только Геббельсу могла прийти в голову блестящая пропагандистская идея – изготовить гигантских размеров политический плакат, своего рода анонс, извещающий весь мир о том, что события приняли совершенно иной оборот, что на этот раз победа досталась Германии[69].