Гегемония, или Борьба за выживание

Хомский Ноам

НАПРАВЛЯЮЩИЕ ПРИНЦИПЫ

Принципы, которые легли в основу Кубинского кризиса, позволяют понять, почему международное право потеряло свою актуальность. Правовая система США также утратила былой непререкаемый авторитет. Когда Генеральный прокурор Роберт Кеннеди в 1961 году приостановил судебное разбирательство по поводу того, что проведение операции в заливе Свиней нарушало законы США о нейтралитете, он назвал участников этой операции под американским командованием «патриотами». Таким образом, «нельзя назвать их действия нарушающими законы об американском нейтралитете», которые, «очевидно… не отвечают требованиям сегодняшнего дня»^{177}.

Нельзя сказать, что мир внезапно стал более небезопасным после событий 11 сентября, для чего потребовался поиск «новых парадигм», позволяющих проводить преобразования международного права и организаций, и что именно это дало основания Вашингтону пересматривать основы американского законодательства.

В

новой «отфильтрованной» истории нет упоминания о достижениях международной террористической деятельности, но о них много и с гордостью говорят те, кто имел к ней непосредственное отношение. В Школе стран Америки, где проходят подготовку латиноамериканские офицеры, гордо заявляют в качестве «обсуждаемой темы» то, что армия США помогла «искоренить миссионерский дух освободительной борьбы»^{178}. Жертвой этой ереси пала латиноамериканская церковь, когда начала выступать «за предоставление льгот бедным слоям населения» и тем самым нарушила принятый порядок и навлекла на себя «все возможные беды земные». Символично, что в период мрачного десятилетия правления президента Р. Рейгана и вице-президента Дж. Буша-первого террор стал проявляться открыто. Незадолго до прихода к власти Р. Рейгана был убит сальвадорский архиепископ, который являлся «рупором безмолвного народа (потерявшего голос народа, безмолвных, не имеющих возможность выразить свое мнение)», причем в этом случае трудно было скрывать причастность спецслужб США. Конец этого ужасного десятилетия ознаменовался убийством шести представителей сальвадорской иезуитской интеллигенции, которых нашли с простреленными головами вместе с невинными жертвами этой трагедии: их домохозяйкой и ее дочерью. За этой акцией стоят бойцы элитного батальона, обученные и вооруженные США, на чьем счету уже была серия кровавых зверств.

Значение этих событий позволяет оценить тот факт, что на Западе работы неугодных священников никого не заинтересовали и их имена остались неизвестны, в отличие от их советских коллег-диссидентов, притеснение которых властями получило большой резонанс. Можно сказать, таким образом, что их убили дважды: застрелили и предали забвению. По сути, даже после смерти их образ был опорочен. В скором времени Вацлав Гавел посетил с визитом Вашингтон, чтобы выступить на объединенном заседании Конгресса США, где ему стоя аплодировали за восхваление «поборников свободы», которые — он и те, кто слушал его доклад, в этом не сомневались — вооружили и подготовили убийц шести латиноамериканских священников и других ни в чем неповинных людей. Его похвалы в адрес великолепных американцев и их достижений получили восторженное признание со стороны ведущих либеральных исследователей, которые расценили его выступление как «голос разума». Эти призывы заставляют трепетать всех тех, кто впал в «излишний романтизм» (Энтони Льюис), и «говорят нам о необходимости соблюдения обязательств, которыми связаны большие и малые государства» (редакция «Вашингтон пост»). Однако ответственность не распространяется на жителей Центральной Америки, по крайней мере, на тех, кто пережил ужасы 1980-х годов^{179}.

В случае с Кубой «эффективное сопротивление» спровоцировало реакцию, которая привела мир на грань уничтожения. Но в этом-то и заключается странность. Эффективное сопротивление, как правило, подавляется при помощи той или иной силовой акции без всякого риска для агрессора. Стратегия американской политики в начале 1960-х годов заключалась в построении режимов национальной безопасности в духе неонацизма, ее задачей было «всячески нивелировать угрозы существующей структуре социально-экономических привилегий путем устранения из политического процесса численного большинства», или иначе «народных масс»^{180}. Эта политика вызвала целую волну репрессий по всей Латинской Америке, основная тяжесть которых в период правления Р. Рейгана пала на Центральную Америку. Начало было положено, когда американские власти стали вести подготовку военного переворота в Бразилии еще до убийства президента Дж. Кеннеди и осуществили свои планы сразу же после его гибели. Вашингтон тесно сотрудничал с вооруженными силами, чьими действиями была ликвидирована парламентская демократия в стране в знак признания их «фундаментально демократических устремлений и ориентации на США», пояснял посол Кеннеди в Бразилии Линкольн Гордон. В то время как Гордон возвещал о «наиболее убедительной победе в борьбе за свободу середины XX века», палачи и убийцы продолжали делать свое дело. Он телеграфировал в Вашингтон о том, что «демократический мятеж» поможет «сдержать перевес левых групп» ранее умеренного популистского правительства и «демократические силы», которые пришли к власти, способны «обеспечить улучшение климата для частных инвесторов»^{181}.

Позиция Гордона была одобрена многими ведущими сотрудниками администрации президента Дж. Кеннеди и вице-президента Л. Джонсона, однако уже к 1980 году, одновременно с Чили, бразильские военные генералы были чрезвычайно рады передать страну, лежавшую в руинах, в руки гражданского руководства. Несмотря на огромный потенциал этого «южного колосса», генералы привели Бразилию к «положению, напоминавшему по показателям социального благосостояния менее развитые африканские и азиатские государства» (недостаток продуктов питания, детская смертность и т. д.). В стране образовался значительный разрыв между бедными и богатыми слоями, она находилась на грани бедствия, но зато демонстрировала отличные показатели инвестиционного климата и отсутствие внутренних барьеров для развития бизнеса^{182}.

Политика такого рода выходила за рамки доктрины Монро. Одним из множества примеров новой американской политики служит Индонезия, куда для выяснения причин произошедших там опасных социальных потрясений был направлен опытный сотрудник Элсворф Банкер, пока Вашингтон предпринимал попытки преодолеть последствия «демократического бунта» в Бразилии и ломал голову над тем, как не дать кубинскому правительству «перехватить инициативу в регионе». Он сообщал в Вашингтон, что «Индонезия открыто признала в качестве своей главной задачи необходимость „своими собственными руками“ осуществить модернизацию национальной экономики и освободиться от иностранного, в особенности западного, влияния». В отчете американских разведывательных служб в 1965 году выдвигалось опасение, что если попытки популярной Коммунистической партии Индонезии «выступить в роли вдохновителя объединения индонезийской нации… увенчаются успехом, пример Индонезии окажет сильное впечатление на многие развивающиеся страны, что укрепит позиции коммунистической доктрины и подорвет авторитет Запада». С 1950-х годов решающим фактором, который предопределил использование диверсий и силовых акций Вашингтоном, во многом напоминавших Латинскую Америку, была боязнь независимости Индонезии и чрезмерной степени демократизации, при которой народная партия, представляющая интересы бедных слоев населения, сможет выдвигать своих кандидатов на местных выборах^{183}.

Преступный характер действий кубинского правительства принял еще более неприятные очертания, когда в 1975 году оно распространило свою деятельность на Африканский континент, выступая средством осуществления СССР крестового похода для завоевания мира, как отзывался об этом Вашингтон. «Если советский неоколониализм докажет свою жизнеспособность в Анголе, — с раздражением заявлял посол США в ООН Патрик Майнихан, — мир уже никогда не будет таким, как прежде». СССР установит контроль над маршрутами транспортировки нефти в Европу, равно как распространит свое владычество в стратегическом регионе Южной Атлантики, а следующим объектом притязаний Кремля может стать Бразилия. Все это в очередной раз напоминает старую картину, но уже с другим распределением ролей.

Очередная акция эффективного сопротивления кубинцев вызвала гнев Вашингтона. Когда войска Южной Африки при поддержке США вторглись в только что ставшую независимой Анголу и почти завоевали ее, кубинское правительство по собственной инициативе, едва ли предупредив советское руководство, направило туда вооруженные отряды и выбило захватчиков с оккупированных территорий. Южноафриканская пресса с тревогой писала об этом «ударе по национальной гордости» и предупреждала, что результатом этого может стать «стремительный рост африканского национализма на фоне поражения южноафриканской армии» от рук чернокожих кубинских солдат. Главная газета Южной Африки для чернокожего населения заявила, что «черная Африка находится на гребне волны, вызванной успешными действиями кубинцев в Анголе», которые «подарили пьянящую надежду на воплощение главной мечты — „обретение полной свободы“»^{184}.

Защита Анголы стала самым важным вкладом Кубы в освобождение африканского континента. До опубликования работы П. Глейджизеза [10] , которая произвела эффект разорвавшейся бомбы, мало что было известно о значимости кубинского участия в этих событиях. В работе описывалась «история противостояния агрессии крупной державы глазами смелого, но крохотного государства, которое благодаря индивидуальному героизму и самоотверженности его граждан изменило облик континента» ^{185} .

10

Пьеро Глейджизез — американский политолог и историк итальянского происхождения, профессор «американской внешней политики» на кафедре современных международных исследований балтиморского Университета Джонса Хопкинса. Автор многих трудов по изучению Латинской Америки. — Прим. перев.

Глейджизез отмечает, как «Г. Киссинджер прилагал все свое умение, чтобы нейтрализовать деятельность Рабочей партии „Движения народного освобождения Анголы“, с которым ангольцы связывали надежды на свое будущее». Несмотря на то что эта партия «несет ответственность за ухудшение положения дел в стране» в последующие годы, именно «непреклонная враждебность США привела к тому, что Ангола оказалась в пагубной зависимости от советского блока, а поддержка США подстегнула правительство Южной Африки к проведению серии разрушительных военных операций на территории Анголы на протяжении 1980-х годов»^{186}.