Гел-Мэлси и Бог-Ягуар
Шрифт:
Танцовщица охнула и схватилась за грудь. Безжалостная стрела Купидона поразила её в самое сердце. У Рыжей Клашки закружилась голова. Она покачнулась и, выронив из ослабевших пальцев стакан, с тихим стоном рухнула вниз, прямо на моноцикл, сминая тонкие спицы колеса.
Вскрикнув от ужаса, Володя попытался вытащить велосипед из-под могучего тела танцовщицы, но сделать это было не так-то просто.
— Сокровище моё, что ты делаешь? — сонно и невнятно пробормотала пьяная Каролина.
Она нежно обвила руками руль, представляя, что это шея Володи. Через мгновение Рыжая Клашка спала беспробудным сном.
Первая любовь, особенно в зрелом возрасте, обычно склонна к бурным проявлениям и необузданным страстям, и за последующие три недели Pыжая Клашка довела циркача почти до умопомешательства. Она преследовала его каждую свободную минуту, не давая тренироваться. Могучим утёсом возвышаясь над Володей, Каролина умоляюще заглядывала ему в глаза и низким вибрирующим от волнения голосом читала стихи собственного сочинения. Во время декламации грудь танцовщицы бурно вздымалась и опадала, как обезумевшее дрожжевое тесто.
Володя даже не знал, что его больше пугало — сама Каролина или её стихи, где она многократно рифмовала любовь и кровь, лобзанья и страданья, страсть и "чтоб мне пропасть", объятья и "готова смерть принять я". Каждый раз во время их встреч циркачу почему-то вспоминался искорёженный танцовщицей моноцикл, и он смутно предчувствовал, что ему может быть уготована подобная судьба.
Убедившись, что поэзия не приводит к желаемым результатам, Рыжая Клашка решила, что пора перейти к решительным действиям. Улучив момент, когда Володя, закончив тренировку, спрыгнул с велосипеда, она выскочила из-за кулис и налетела на него, как потерявший управление танк на вражескую амбразуру. Сжав в объятиях опешившего циркача, Каролина впилась в его губы долгим и жадным поцелуем изголодавшегося вампира.
Володя не раз представлял в мечтах свой первый поцелуй, предназначенный изящной стройной и белокурой Девушке Его Мечты, которая когда-либо войдёт в его жизнь, чтобы навеки стать его спутницей и подругой. Этот поцелуй был бы необычайно нежным, возвышенным и романтичным.
Задыхаясь от ужаса и отсутствия воздуха, циркач успел подумать, как права была Pыжая Клашка, рифмуя лобзанья и страданья, объятья и "готова смерть принять я". Не желая принимать смерть в расцвете лет, он отчаянно забился в каролининых объятиях.
Рыжая Клашка зашаталась, но жертву свою так и не выпустила. Упершись руками ей в грудь Володя вывернулся отчаянным рывком. Потерявшая равновесие танцовщица упала, снова подмяв под себя многострадальный моноцикл.
С тех пор, издали завидев Каролину, циркач хватал в охапку моноцикл и поспешно прятался в первое попавшееся укромное место.
В Сан-Торибио Володя действовал по уже отработанной схеме. Заметив озирающуюся в его поисках Рыжую Клашку, он схватил моноцикл и мешок с реквизитом и оглянулся вокруг в поисках убежища.
Внимание циркача привлёк небольшой, весь проржавевший и явно сломанный грузовичок, крытый рваным потёртым брезентом. Не долго думая, Володя забросил в кузов моноцикл и мешок и, запрыгнув в машину вслед за ними, улёгся на полу, наблюдая сквозь дырку в брезенте за перемещениями влюблённой вампирши.
Неожиданно на центральную площадь Сан-Торибио вылетел джип армейского образца и, взвизгнув тормозами, остановился у так и не установленной до конца палатки кабаре. Сквозь густую тучу красноватой пыли, поднятой его колёсами, Володя увидел, как из джипа выскочили шесть вооружённых автоматами мужчин. Пятеро из них были типичными латиноамериканцами. Высокий рост и светлые волосы шестого выдавали его европейское происхождение.
В несколько прыжков подскочив к Соломону Махмудовичу, блондин свалил его ударом автомата по лицу и, выпустив очередь в воздух, заорал на ломаном русском языке:
— Где он? Колись, если хочешь жить!
— Кто? О ком вы говорите? — испуганно спросил импресарио, прижимая руку к кровоточащим губам.
— Этот парень на велосипеде, циркач! Выбирай, что тебе дороже, твоя жизнь или его!
— Циркач? Вы имеете в виду Володю?
— Плевать, как его зовут. Мне нужен тот, что ездит на велосипеде и жонглирует.
— Значит, это Володя, — беспомощно оглядываясь по сторонам, угодливо забормотал Соломон Махмудович. — Он должен быть где-то неподалеку. Совсем недавно я видел его здесь, ума не приложу, куда он подевался.
Нехорошо усмехнувшись, блондин выпустил короткую очередь в грудь импресарио. Пнув ногой содрогающееся в предсмертной агонии тело, бандит повернулся к ошалело мечущимся по площади местным жителям, рабочим сцены, Машкам и Наташкам.
— Всем лежать! — рявкнул он. — Руки на затылок и не шевелиться. Я пристрелю любого, кто двинется с места.
Володя похолодел от ужаса, не понимая, кто эти люди и почему они ищут его. В этот момент к грузовичку подскочил индеец, сжимающий в руках в руках отчаянно визжащего поросёнка. Индеец швырнул поросенка в кузов, прямо на циркача, а сам змеёй проскользнул в кабину и повернул ключ, торчащий в замке зажигания.
Автоматная очередь прошила брезент. Зажмурившийся от ужаса Володя распластался на полу. Грузовик, взревел мотором и, резко дёрнувшись, помчался вперёд.
На ухабе машину подбросило, и моноцикл взлетел в воздух, показавшись над задним бортом.
Один из бандитов заорал что-то по-испански, указывая на грузовик, и налётчики, запрыгнув в джип, помчались вдогонку.
Машина раскачивалась из стороны в сторону, подпрыгивая на ухабах, как горный козёл.
"А ведь здесь дороги ещё хуже, чем в Pоссии", — совсем некстати подумал Володя, одной рукой придерживая моноцикл, чтобы тот не поцарапался, а другой отпихивая от себя отчаянно мечущегося и визжащего поросёнка.
Пули свистели вокруг, но дорога была извилистой, а индеец оказался отличным водителем, и ему удавалось держаться на приличном расстоянии от преследователей.