Гелен: шпион века
Шрифт:
В конце концов автор делал вывод, что немцы — народ, лишенный жизненного пространства, нация, которой тесно в ее нынешних границах, и выдвигал идею Великой Германии, что мало чем отличалось от идеи гитлеровского Третьего рейха.
Другой подобной продукцией семейного издательства стал школьный атлас, в котором Австрия, Данциг, Прибалтийские страны, Судетская область, а также части Польши и Югославии были обозначены как «немецкие в этническом отношении». Более того, Украина значилась на его страницах как «естественная житница новой Великой Германии».
Рейнхард Гелен твердо уверовал в жизненную необходимость расширения Германии на восток. Сделавшись убежденным антикоммунистом, он был движим не только националистическими настроениями. Его уверенность зиждилась
Гелен едва ли не боготворил Феликса Дзержинского, польского аристократа и несгибаемого большевика, создателя «красной инквизиции», а также менее знаменитого продолжателя его дела — Вячеслава Рудольфовича Менжинского, возглавлявшего тогдашнее ОГПУ.
Гелен запоем читал книги о России, с жадностью выискивая любую крупицу информации о ней в немецких газетах и журналах, и вскоре сделался в некотором роде ученым-самоучкой. Он мог часами произносить речи на любимую тему перед собратьями-офицерами, хотя те слушали вполуха, будучи не в состоянии уследить за его политическими и экономическими доводами. Правда, одна история — типичный черный юмор — пришлась им по душе — Гелен обычно рассказывал ее в офицерской столовой и на вечеринках, поскольку считал по-своему забавной.
Однажды Сталин, в ту пору уже Генеральный секретарь ЦК, поинтересовался у Дзержинского, сколько контрреволюционеров содержится под арестом в ЧК. Дзержинский послал ему записку, в которой говорилось, что таковых в Москве около 1800. Сталин вернул ему эту бумажку с крестиком на полях. На следующий день арестованных расстреляли. Дзержинский уведомил Сталина, что его распоряжение об экзекуции контрреволюционеров приведено в исполнение. В ответ секретарь Сталина написал следующее: «Иосиф Виссарионович всегда помечает крестиком, что он познакомился с содержанием донесения».
К Менжинскому, менее знаменитому хозяину ОГПУ, Гелен испытывал нечто вроде уважения. Кстати, имя это он уже знал довольно давно, еще в бытность Менжинского советским консулом в Берлине, когда тот одновременно возглавлял советскую шпионскую сеть. Менжинский был уникальной фигурой в ряду холодных и безжалостных начальников ОГПУ. Интеллектуал, по слухам, владевший двенадцатью языками, и среди них такие как китайский, японский, арабский, персидский, Менжинский писал стихи, увлекался математикой, астрономией, физикой. Гелена неизъяснимо влекла к себе эта загадочная двойственность: как можно стоять во главе самой мощной в мире репрессивной машины и одновременно сочинять стихи; сосредоточить в своих руках беспрецедентную власть над людскими судьбами и в то же время посвятить себя гуманитарным наукам; любоваться звездным небом и одновременно возглавлять шпионскую сеть, коварные щупальца которой протянулись едва ли не по всему миру.
Гелен сделал для себя вывод, что советская разновидность марксизма, новое общественное устройство — коммунизм, — провозглашенное с мессианским пафосом, зиждилось на варварском основании — порабощении и терроре былых времен, хотя властители России и пытались, перенять кое-что у западной цивилизации. Возможно, именно тогда этот никому не известный лейтенант-артиллерист дал себе слово: он сделает все возможное, чтобы спасти от коммунистической заразы если не весь мир, то хотя бы свое отечество. Но тогда Рейнхард был молод и полон сил, и как бы ни занимала его эта тема, главным для него оставалась карьера, а в свободное время — активный отдых для укрепления души и тела. Усердие Гелена не прошло незамеченным. Командир полка назначил его заместителем командира второй батареи. Появилось у Гелена и еще одно увлечение, которое помогло ему обрести силу и ловкость и наконец избавиться от болезненных воспоминаний о своей нескладности и хилости в школьные годы.
Верховая езда входила в обязательную боевую подготовку артиллеристов. Но для Гелена она стала настоящей страстью. Каждую свободную минуту, если, конечно, ему удавалось оторваться от книг, Гелен проводил в седле. Недоросток-лейтенант вскоре стал лучшим наездником в полку. Он блистал в ежегодных заездах в честь святой Барбары (она считалась заступницей и покровительницей артиллеристов), а в осенних заездах, на которые командир полка приглашал местных помещиков, выиграл немалое количество призов. Конный спорт остался его главным увлечением на всю жизнь. Даже уйдя на пенсию в 69 лет, он мог без труда показать класс верховой езды, хотя в более поздние годы приобрел еще одно хобби — гонять на автомобиле с сумасшедшей скоростью.
В 1926 году, когда президентом Веймарской республики был избран фельдмаршал фон Гинденбург, Гелена перевели в кавалерийскую школу в Ганновере. Среди учебных дисциплин основное место отводилось верховой езде, однако это учебное заведение для молодых офицеров-кавалеристов представляло собой нечто большее, чем обычный центр подготовки. На самом деле это было одно из тех законспирированных учебных заведений, созданных генералом фон Сектом как своего рода вызов мирному договору, — здесь предполагалось готовить лучших молодых офицеров к работе в якобы несуществующем германском Генштабе. Пройдя курс обучения, Гелен был повышен в звании до старшего лейтенанта и вернулся в родной гарнизон в Швейднитц. Однако на сей раз его откомандировали в штаб полка. Он занял там одну из младших должностей, но так или иначе был вовлечен в разведдеятельность, главным образом в том, что касалось обстановки в приграничной Польше. Назначение в штаб стало для Гелена своего рода трамплином для перехода в Генштаб в Берлин.
В свободное время он продолжил изучение Восточной Европы, однако крайне маловероятно, что в ту пору ему было что-либо известно о связях, существовавших между командованием рейхсвера с военным и кремлевским руководством СССР.
Тайное соглашение между рейхсвером и Москвой
Связи между германскими генералами и Кремлем имеют давнюю историю. Как мы уже знаем, Сект и другие высокопоставленные чины рейхсвера высказывались за союз с Москвой еще в 1920 году. Советское руководство отвечало им взаимностью, полагая, что совместными усилиями две «молодые нации» сумеют не только уничтожить Польшу, но, в конце концов, покончить с империализмом и капитализмом на Западе. За этой философией стояла, по всей видимости, идея, что после победы над врагом на Западе немцы тотчас же согласятся принять коммунизм и господство Советов в Европе станет шагом навстречу мировой революции.
Русские нуждались в современном вооружении и авиатехнике для победы над Польшей. Рейхсвер был готов обеспечить поставки вооружения из Германии и третьих стран, однако ему мешали наложенные Антантой ограничения на производство боеприпасов. По завершении первого раунда переговоров между генералом фон Сектом и советским посланником в Берлине Николаем Крестинским в германскую столицу тайно прибыл председатель Совета обороны Л.Б. Красин. В конечном итоге в январе 1923 года на свет появилось соглашение между Москвой и командованием рейхсвера. В нем оговаривались взаимные поставки вооружения, развертывание в России немецких оборонных и авиазаводов, а также подготовка офицеров рейхсвера в качестве пилотов, лоцманов и авиаинженеров. С этой целью создавались специальные школы — хотя они и находились в России, но контролировались рейхсвером.