Геленджик и пришельцы
Шрифт:
Крестьяне разом зароптали, идти на верную смерть никому не хотелось. Тогда крепко сложенный старик поднял кулак:
— Вы надеетесь отсидеться в лесу, пока узкоглазые будут резать детей в Длинном Доме и насиловать женщин? Посмотрите, как они обошлись с деревней меланау!
— У нас нет шансов, — скрипнул зубами Умбар. Остальные продолжали причитать.
Старик одним движением распахнул рубашку. Вдоль груди вилась татуировка-дракон.
— Видите рисунок? Я из Чёрных Быков. Моему роду покровительствует
Воины замолкли и пошли дальше. Впереди среди деревьев показались огни Императорской Армии. Тут коммунист запнулся, чуть не упал — и сдавленно прошептал:
— Смотрите, валяется кто-то!
— Похоже, Абду, — склонился над телом крестьянин со шрамом. — Он спит!
Умбар прищурился:
— Японцы за выдачу партизан дают триста иен и помилование для всей семьи. Сдаётся мне, эта гадюка шла нас сдавать. Только вот кто его остановил?
— Видите, я говорил вам! — Старик вытащил из шеи лежащего стрелу с алым оперением и торжествующе показал всем. — Знак Красного Кота! Духи на нашей стороне!
Даяки бесшумно двинулись в бой. Завтра Император не досчитается целого отряда.
Келабитское нагорье, граница с Индонезией, май 2000 г.
Горец из племени лунь баван закивал и проговорил длинную фразу на своём лающем языке. Расни изобразил пальцами «птицу-носорога» — знак дружбы. Поклонился, повернулся к трём даякам и швейцарскому журналисту Бруно Мансеру:
— Они впечатлены твоей борьбой с оккупантами. Лунь баваны переведут вас через горы и готовы сделать всё для Освободительного Движения В Защиту Джунглей.
Переговорщик подобрал прислонённый к хижине сумпитан, пристегнул меч. Лицо его было сосредоточенным и отрешенным.
Швейцарец подошёл к своему хранителю:
— Красный Кот, пожалуйста, не исчезай опять! Никто из нас не знает их языка, и что там на границе встретится?
Дикарь, двадцать раз спасавший журналиста, только покачал головой.
— Прости. У меня кончилось время. Дальше вам придётся идти самим. Может быть, и получится как-нибудь помочь, только особо не рассчитывай.
Он нырнул в джунгли, скрывшись за кустом папайи. Добежав до толстенной расамалы, прислонился к ней спиной.
— Всё, Инга, я готов. Последняя минута пошла, так?
Призрак давно ждала этого, ворчала, а тут подёргала себя за серёжку-лисичку и сказала с тревогой:
— Без тебя Бруно пропадёт! Или местные его съедят, или носатые обезьяны кокосом прибьют.
— Что мог, я сделал, — вздохнул Расни, закидывая руки за голову и любуясь на растущую грозовую тучу. — Если кому-нибудь из Древа ещё понадоблюсь — продолжу.
— Так ты передумал отшельничать? Мне не писать на твоём фонаре «не беспокоить»?
— Передумал.
Он
Опять, опять берег Цемесской бухты
Расни учил Клару есть улиток. Вдруг побледнел, наскоро простился, пошел к морю. Минуты три стоял неподвижно, часто дыша. Потом вскинул руки, сложенные замком — и его поглотили ростки. Когда древесная клетка втянулась обратно в песок, у приливной полосы осталась Инга в рваном пончо.
Шатаясь, она подошла к костру, села на бревно.
— Что же ты всё-таки за существо? — нахмурился Доктор.
— Я — Инга Меланцева, врач-инфекционист, — ответила девушка. Она дрожала. Вечер был жаркий, угли тлели, однако согреться не удавалось. — И у меня только что кончился отпуск.
Подышала на пальцы, потом спросила:
— Почему ты так долго не прилетал?
Доктор махнул, как будто ловит муху, усмехнулся и принялся рассказывать.
Когда он закончил, Инга передёрнула плечами, сказала сконфуженно:
— Прости за Грейн. Не знаю, что тевтонке от тебя понадобилось; вот мне её совсем не жалко.
Доктор поглядел исподлобья, уголок рта его чуть-чуть скривился, но Инга ничего не заметила.
— Значит, вы снова оказались на Неклиде? — спросила она. — Бр-рр, там эти чёрные щупальца. Совсем не то место, куда хочется возвращаться.
— Почему, вполне милая планета, — широко улыбнулся Доктор. Зубы у него были ровные, белые, как у двадцатилетнего. Потом сморщил нос и потряс пальцами, как будто отряхивает, проворчал: — Если бы не иллинойцы.
Клара отправилась купаться, прямо в платье.
— Я думала, бельсерафы не разумные, — обронила Инга.
— Они и не разумные. Мозг слишком тяжел, как с ним летать? — пояснил галлифреец. — За всех Сам разговаривает, а то одному скучно.
— Ну у него и шизофрения! — присвистнула девушка.
— Кто бы говорил.
— О, у меня-то? — рассмеялась она. — Самая острая форма раздвоения личности во всей Вселенной, можешь не проверять!
Клара вылезла из воды и принялась отжимать волосы.
— Может быть, мне только кажется, что мир не такой, каким должен быть? — задумалась Инга. — Древо, шерстистые змеи, твоя ТАРДИС…
— Я же тоже всё это вижу.
Доктор сцепил ладони в замок и прижал указательные пальцы к носу.
— Да? А если ты — мой сосед по палате?
— Тогда зови санитаров, — посоветовал он с торжественной серьёзностью.
Солнце падало за горы, обрезая последний день отпуска.
Геленджик, р-н Северный, ночь того же дня