Геленджик и пришельцы

Колотилина Октавия

— Я тогда Маринку просил, чтобы она тебя подготовила. Поговорила, что ли. Самому как-то беспонтово было навязываться. Ну, после того, в машине. А по вацапу ты не отвечаешь.

Инга схватилась за телефон: 32 непрочитанных сообщения.

— Лёшенька… —

выдохнула блондинка и обняла любимого.

Они стояли вечность, боясь шелохнуться, боясь разбить этот миг, сделанный из дихроического стекла, и щемящий, и сладкий.

— Как твои ожоги? — спросила Инга, гладя щекой тонкий хлопок.

Алексей покривился, хмыкнул. Пока он лежал возле Замка Страха, правая нога попала на солнце и порядочно обгорела.

Из далёкого динамика неслась песня Юты:

Когда настанут холода

И белая дорога ляжет,

Все промолчат, никто не скажет,

Что с холодами не в ладах…

Вдруг Инга отстранилась:

— Только слушай… Я же уйду скоро. Наверное, сразу после защиты, осенью.

Посмотрела с тревогой и прошептала:

— Не знаю, что с тобой будет… И с мамой.

— Уезжаешь? — упавшим голосом спросил Алексей и заломил кисть. — За границу, что ли?

— Почти, — обронила она, разглядывая асфальт.

— Ну пока-то — здесь?

— Здесь.

— Тогда пойдём, пройдёмся до кафешки. Ещё июнь не начался, и бабье лето, говорят, долгое будет. Погуляем.

— Точно! — улыбнулась Инга сквозь

слёзы.

По дорожке шли под руку парень и девушка. Они не были повелителями своего времени, и всё, что у них оставалось — лето, которое шумело кругом. Но тем ярче сияла трава после дождя, тем острее пахла сосновая кора и пронзительнее журчала вода под мостиком.

— Инга, — хитро скосил глаза Алексей, — а ты вот действительно бы так просто уступила меня Маринке?

— Ага, ей нужнее, — беспечно ответила девушка. — Знаешь, у меня теперь такое чувство… Как будто все люди на Земле — это один и тот же человек.

— Да? И что же он делает?

— Смотрит на звёзды.

Солнце сквозь тучи следило за ними, и от золотого шара тремя зигзагами шла лазурная полоска. Вот в хвосте просвета показалась точка. Она подросла в синюю коробочку, потом стала будкой, мигнула несколько раз — и исчезла.

Поле заливали одуванчики, воздух казался густым от медового запаха. Алексей облокотился на перила мостика, кинул монетку в воду.

— Слушай, а зачем тому человеку смотреть на звёзды?

— Потому что те, на звёздах — тоже он, — улыбнулась Инга.

— Получается слишком грустно: ведь кроме него, никого нет. И одиноко.

— Вот потому-то человек и старается об этом забыть.

Небо расчистилось и стало пронзительным, словно засасывало своей глубиной.