Ген человечности - 3
Шрифт:
Мы разделились — но так, чтобы на бегу видеть друг друга. Вертолет продолжал поливать огнем лес, но за спиной — все-таки он нас не видел, и бил наудачу. Тем не менее — если мы не оторвемся — забьют нас тут, как пить дать.
В деревьях забрезжил просвет, мы остановились, как взмыленные кони — потом рванули направо. Интересно — как быстро они смогут перебросить сюда силы? Для оцепления и нормальной поисковой операции их не хватит. Как то раз у нас в округе пропал ребенок, организовали поисковую команду, подняли всех кого могли — больше ста человек получилось — и то трехдневные поиски ничего не дали. Нашли через полгода, когда было уже поздно что-то расследовать — то ли сам сорвался и сломал шею, то ли это сделал кто-то, а потом инсценировал — уже не
Поднажав, я догнал майора — и в этот момент по лесу, по деревьям хлестнули очереди, уже со стороны поля. Кавалеристы уже поджидали нас — и судя по всему решили напомнить о себе. Потом кто-то завизжал, несколько раз хлопнули одиночные — похоже, застрелили одержимого. Смех — но этот одержимый нас в какой-то мере спас.
— Что делаем?
— Попробуем заманить их в лес…
— А если окружат?
— Уже сделали бы. У них не хватает сил…
Хотелось бы…
— Как?
— Ты отвлеки. Я — сделаю.
— Добро…
Вообще то говоря — шансов у нас было немного. Семеро, плюс вертолет — против нас двоих. Вертолет, кстати, еще висел над лесом, иногда разражаясь новым шквалом огня — но он был уже далеко от нас…
По их прикидкам — мы должны будем выбраться из лесного массива, не дожидаясь пока его оцепят и начнут прочесывание. А вот мы не будем этого делать…
Темнело…
В засаде мы сидели до тех пор, пока стрелки часов не сказали нам о том, что наступил новый день. Мы лежали поодиночке, не прикрывая друг друга, рискуя в любой момент стать добычей одержимого. Мы не знали, где наш противник, что он замышляет, знает ли о том где мы и что мы собираемся делать. Вертолет улетел дозаправляться и больше не появлялся, последние выстрелы — и снова на опушке — раздались три часа назад, после чего все стихло. Не было ни единого признака того, что кто-то вошел в лес, что кто-то попытался организовать прочесывание. В таких играх, кто вынужден делать ход — тот обычно и проигрывает, это при равной численности и технической оснащенности. В нашем случае — кавалеристы не рискнули сделать ход — и теперь его придется делать нам.
Я даже не видел, где засел майор — я только развернулся и осторожно пополз назад, в темноту ночного, вымершего леса. И остановился только тогда, когда ощупывая пространство перед собой — вдруг наткнулся ладонью на тонкую леску.
— Я здесь… — тихо сказал я.
Молчание…
Осторожно двигаясь, я провел пальцами по леске, дошел до ствола, за который она была зацеплена. За ствол? Или тут — тоже ловушка?
Внезапно мне пришло в голову — а в чем смысл игры? Это что — проверка? Справлюсь я с заданием или нет?
Или майора уже взяли?
Перевернувшись несколько раз, я лег на спину, выхватил пистолет — кстати, лежа на земле из положения «на спине» стрелять даже удобнее, особенно из пистолета — только навык нужен. Нужен свет, видимый или невидимый. Но видимый включать нельзя — ночью вспышка света видна будет и с опушки, а невидимый — батарейки в ПНВ [48] сдохли совсем. Для очистки совести — все же достал, попытался включить — без толку.
Снова сместился, на сей раз вправо. С колена, прикрываясь деревом, попытался посмотреть, что впереди — и не увидел ничего. Я не представлял, как можно бесшумно взять такого человека как Озказьян. Если его впереди нет — значит, либо его взяли, либо он ушел сам, бросил все и ушел.
48
ПНВ — прибор ночного видения.
Но куда? И зачем?
Снова переместился, снова прикрылся деревом и попытался рассмотреть то, что находилось за моей спиной — не подкрадывается ли кто. Нет. Снова вперед — впереди не было ничего. Еще одна перебежка — вперед и влево. Какой-то дурацкий танец. И можно на растяжку так напороться, одну я уже нашел…
Сдаюсь…
— Майор,
Ответа нет.
— Сэр, вы здесь? — уже громче, так громко, что могли услышать и те, кто осаждает лес. И снова — вперед и вправо…
Ответа нет…
Растяжку я так и не заметил — верней заметил, но в последний момент. Почувствовал ногой — по мгновенному сопротивлению. Единственное, что я успел сделать — это прыгнуть вперед и упасть. Но вместо взрыва лес осветило нереально ярким, режущим глаза светом. А потом словно небо обрушилось на голову…
Катастрофа, точное время неизвестно
Южная Каролина, Форт-Брэгг
Зона Блэкджек
Пришел в себя я не сразу. Даже сейчас я знал, что нахожусь в заключении не меньше двух суток. Верней, это я думаю, что не меньше двух суток, потому что сколько на самом деле здесь не знает никто, лампочки, защищенные толстенным стеклом горят круглые сутки. От этого любой нормальный человек первое время не может заснуть. Потом — привыкает.
Наверное, это Форт Брэгг. А может — и нет. Эти места — одинаковые по всему миру, где бы они не находились. Наверное, все таки Форт Брэгг, какой смысл тащить меня куда то в другое место. И в том что я здесь нахожусь — есть что-то глубоко символичное.
Это расплата.
Совсем недавно, незадолго до катастрофы — в прессе поднялась очередная волна насчет пыточных тюрем ЦРУ, или секретных тюрем ЦРУ в общем мест, где с террористами обращаются совсем не так, как это полагается по Гаагской конвенции. Если внимательно прочитать сию конвенцию — там ни слова не сказано о террористах, однако тут же возникает большой вопрос. Термин GWOT — означает Global War Of Terrorism, глобальная война с терроризмом. Если идет война — то в войне должны быть две стороны, два противника, не так ли? А если есть два противника и есть война между ними — то логично предположить, что с обоих сторон противники являются солдатами. И значит, к солдатам обеих сторон применима Гаагская конвенция. Ведь в войне, как и в сексе обязательно две стороны, иначе получается…
Впрочем, до катастрофы у нас так все и получалось. Как в сексе, когда в нем участвует только один человек…
Можно конечно сказать, что когда нашим солдатам не везет, и они попадают в плен к противнику — противник меньше всего задумывается о положениях Гаагской конвенции. Но с другой стороны, они — мировое зло, а мы как мировое добро с ними боремся. Раз они мировое зло — значит, они и должны так поступать, а мы так поступать не должны…
В общем — рассуждать на эту тему можно бесконечно, до тех пор пока не надоест, или пока не мочалится язык. Все время, пока шла пресловутая ГВОТ — многие журналисты этим и занимались. И пока они этим занимались — другие люди делали дело.
В деле содержания пресловутых «секретных тюрем» было два компонента — транспортный и изоляционный. Транспортный — задержанного террориста нужно был транспортировать к месту его содержания. Занималось этим ЦРУ, иногда такие полеты имели место на самолетах ВТА, [49] но где года с двух тысяч шестого по ВВС был издан секретный приказ, согласно которому ни один командир не имел право принимать на борт каких-бы то ни было лиц без официальной регистрации и документов, особенно — если у него возникало подозрение, что этих лиц куда то перемещают помимо их воли. Сделано это было потому, что командиры и так не желали принимать подобных лиц на борты, не желая возни и возможных проблем. Ну и еще хотелось лишний раз показать свое отношение к ЦРУ и прочим правоохранительным органам, занимающимся тайными операция за пределами США. У армии к таким людям было и раньше плохое отношение, а теперь, несмотря на все официальные камлания о всеобъемлющем сотрудничестве — оно стало еще хуже.
49
ВТА — военно-транспортная авиация.