Ген разведчика
Шрифт:
– Прекрасно, – Христофоров вяло захлопал. – Тебе бы, начальник, книжки-раскраски писать или, на худой конец, сценарии «мыльных опер», а не по пустыне с автоматом бегать, – саркастический тон полковника сменил жесткий командирский. – А теперь – оставить фантазии и говорить по существу, из расчета наших сил. Какие еще есть предложения?
– До «северной» башни больше полутора километров, на такой дистанции снайперский автомат не особо надежное оружие, – вдумчиво начал Виктор Савченко, словно взвешивал каждое слово, понимая, что даже самая незначительная ошибка не только провалит задание, но и может стоить жизни всей группе. –
– Лихо получается. Только мы не знаем, сколько народа в этой самой башне, – заговорил озабоченно Севрюков. – Если завязнем, назад не вырвемся…
– А если сделать по-другому? – загадочным тоном предложил Лялькин, все взгляды обратились к нему.
– Это как?
– Не прятаться, а пойти внаглую.
– Ну-ка, ну-ка, – Христофоров не понял хода мыслей своего подчиненного.
– Ночью минируем ворота, Стрелок нас прикрывает со скалы и берет на себя наблюдателей и артиллеристов. Взрываем ворота, на полном ходу врываемся в крепость на «Комбате». Пока освобождают пленника из тюрьмы, прикрываем огнем и маневром, благо вооружения хватает. Создаем иллюзию полномасштабного штурма. «Духи» не успеют опомниться, как мы заберем заложника и сделаем ноги.
В салоне внедорожника воцарилась тишина, но не надолго.
– Авантюра, – первым высказал свое авторитетное мнение Христофоров.
– Да завязнем, стопудово, – махнул рукой Сервант, с недовольным видом качая головой. – Шквал огня будет не только с нашей стороны, но и по нам. И достаточно всего одной шальной пули в пленника, чтобы вся комбинация накрылась медным тазом. А если повредят «Комбат», то все – нам всем кранты, и никакого хеппи-энда.
– Еще варианты будут? – после короткой паузы спросил Владимир Николаевич. Больше вариантов не было. – Ясно. Как в песне: «А в ответ тишина…»
– Мы не учли еще один фактор, – произнес Дадышев, все время совещания не проронивший не слова, будто он отсутствовал, да и мысли его, казалось, витали далеко.
– Какой еще фактор?
– Религиозность. Правоверные мусульмане молятся пять раз в день. Причем молятся неистово, на коленях, обратившись в одну сторону – в сторону Мекки. И если использовать для нападения, скажем, время утреннего намаза, у нас будет полчаса. Пять-семь минут для подъема на стену, еще столько же для перехода через площадь к тюрьме. Думаю, Кирилл абсолютно прав: местный острог – это вам не «Бутырка» или «Кресты», значит, найдем пленника – и быстро обратно к стене. Спускаться всегда легче и быстрее, чем подниматься снаружи. Затем запрыгиваем в «Комбат» и уходим в отрыв.
– Погони не избежать, – проговорил Христофоров.
– В лабиринте устроим завал или даже несколько. Пока их будут разбирать, успеем добежать до иорданской границы, а там нам сам черт не брат. – Султан был уверен в своих предложениях, чувствовалось, что командир отряда чеченского спецназа, как опытный шахматист, продумал все ходы предстоящей партии.
Вопрос по поводу организации завала вообще не стоял – в арсенале их вездехода находился большой запас противотанковых ракет.
– Ну, как, другие предложения или возражения будут? – уже решив все для себя, ради проформы спросил Владимир Николаевич. И сам себе ответил: – Предложений нет. Значит, так и будем действовать…
Глава 14
– Алла… – выйдя на балкон минарета, заголосил муэдзин. Одетый в цветной халат и яркую чалму, с длинной клинообразной седой бородой, он походил на киношного сказочного звездочета.
Находящиеся в крепости боевики будто по невидимому сигналу достали свои молельные коврики, опустились на колени и, низко склонив головы и раскачиваясь, монотонно забормотали суры из Корана.
Вдруг песок под крепостной стеной зашевелился. Из-под него будто выросли три силуэта, облаченные в пустынный камуфляж, с лицами, покрытыми маскировочной мазью. «За забор», по меткому выражению Севрюкова, по общему согласию пошли трое – Варвар, Стрелок и Сервант. Христофоров остался за рулем «Комбата», ну а Лялькин с самого начала операции отвечал за огневую мощь вездехода.
Диверсанты шли «налегке» – кроме необходимого для подъема на крепостную стену альпинистского снаряжения, с собой они захватили лишь ножи, пистолеты, по паре ручных гранат и дымовые шашки.
Размотав бухты с нейлоновыми тросами, к концам которых были привязаны стальные «кошки», ловко забросили это нехитрое приспособление на стену. Когда стальные крючья зацепились за каменные выступы, стали проворно карабкаться наверх. Появления непрошеных гостей никто не заметил – фидаи, как истинные правоверные, неистово молились.
«Вперед», – жестом указал Сервант в направлении лестницы, ведущей на центральную площадь. Диверсанты бесшумно спустились с практически отвесной стены и быстрым, уверенным шагом пересекли открытое пространство площади. Тяжелая дверь, сбитая из толстых досок, изрядно потрескавшихся от времени, была не заперта.
Султан, идущий впереди, потянул ручку на себя. Дверь жалобно скрипнула и поддалась. Изнутри на мужчин дохнуло подвальной сыростью. Даже на нижнем ярусе четверо тюремщиков, стоя на коленях, старательно отбивали поклоны. Увлеченные молитвой, они слишком поздно заметили появление чужаков.
Виктор ухватил ближнего вертухая за волосы и, рванув его голову на себя, резким движением полоснул ножом по горлу. Издав булькающий хрип, араб повалился лицом вниз.
На второго всем телом навалился Дадышев. Левой рукой он заткнул ему рот, а правой ударил ножом под лопатку. Двое других попытались было вскочить, но их потуги ни к чему не привели. Ни один из надзирателей не успел издать ни звука, как все было кончено.
Сервант остался на «шухере», он стоял на верхней площадке, равнодушно наблюдая за резней. «Издержки диверсионной работы, – неожиданно поймал он себя на мысли. – Наверное, старею, раз подобная чушь в голову лезет…» Входная дверь заскрипела, Сервант отступил в тень дальнего угла. Левой рукой он расстегнул предохранительный клапан кобуры, а правую положил на рукоятку ножа…
Карл Мерк проснулся задолго до рассвета от распирающего его чувства. Ученый долго лежал, силясь понять, что это. Проанализировав прошедшие несколько дней, пришел к выводу, что плохого ничего случиться не может. Как каждый естествознатель, Сумасшедший Профессор был лишен каких бы то ни было эмоций и поэтому рассудил таким образом: «Если ничего плохого случиться не может, значит, нужно ожидать хорошее». Из предполагаемого хорошего выбор также был невелик – ведь ученый полностью посвятил себя переделке сознания пленников.