Ген свободы
Шрифт:
— Вы правда живете так, как хотите прожить жизнь? — спросила она. — Делаете то, что вам нравится? Довольны собой?
Я вскочила с кресла.
— Уж конечно больше довольна собой, чем должны быть вы! — воскликнула я в запале. —
Соляченкова только улыбнулась, а мне стало мучительно стыдно, непонятно почему. Я начала стучать в дверь, чтобы охранница меня выпустила.
Потом, конечно, мне станет неловко за то, что я не попрощалась, но это потом.
Живу ли я как хочу? Довольна ли я собой? Что за глупость! Конечно, да!
Я вышла из огромного, похожего на собор здания ЦГУП. Стоял приятный летний день. Недавно прошел дождик, и от булыжной мостовой пахло влагой и прибитой пылью. Надо мною по небу неслись легкие белые облака.
Мысли мои обратились к домашним делам: шеф выписал мне премию за недавнее дело, сказал, что я заслужила — несмотря на мои ошибки в начале. Два дня назад пришло благодарственное письмо от Ксении Мягколап. Ее хозяина арестовали за помощь в мятеже Соляченковой, но, благодаря тому, что мы сообщили о своем расследовании, и жена Вельяминова, и прочие домочадцы, включая саму Ксению Олеговну, подозрений избежали.
И самое главное — Васька вчера назвал Мурчалова папой! Кажется, после этого шеф даже простил меня за то, что мое имя котенок выговаривал уже почти три дня. Правда, нечетко: вместо «Аня» у него получалось то ли «Ауня», то ли просто «Ня». Но Марина говорит, что при вхождении в речь у котят довольно долго заметен «мяукающий» акцент, это нормально.
Кстати говоря, Марина говорила, что хлопочет насчет ссуды в банке, чтобы основать свое учительское товарищество. Когда у нее все получится, я непременно попрошу разрешения нарисовать ее портрет и подарю ей в качестве талисмана.
А Эльдар Волков с честью выдержал экзамены в Высшую инженерную школу. Я ему, правда, пока не сказала, что мы разъяснили смерть его наставника — Пастухов настоял, что не стоит его отвлекать перед важным испытанием. Но обязательно скажу.
А еще ребра совсем зажили, и Никифор — то есть Орехов — недавно пригласил меня на прогулку по морю на пароходе…
В общем, у меня все было прекрасно. У моих родных и друзей все было прекрасно. И в мире тоже.
Пусть Соляченкова и смеется над пьесами, но сама, словно опереточная злодейка, попыталась посеять во мне семена недовольства. И ничего у нее не получилось.
Я свободна. И никакая контрольная булавка, даже с аэромобиль размером, не заставит меня в этом усомниться.