Ген свободы

Тонкий слой облаков куполом повис над Необходимском. Город все-таки приморский: осенью и зимой по-настоящему солнечные дни редкость. Но сейчас облака играли мне на руку. Солнце рассеивалось в них, создавая ровный театральный задник, на котором отлично был виден узор, выплетаемый в небесами черными жуками аэротакси.

Редко, если не сказать никогда, выпадает такое зрелище!

Задрав голову, я смотрела на него не отрываясь, благодарная завязкам на зимней шапке, которые

Прямо перед моими глазами пять сердитых, тяжелых букашек такси загоняли шестую — пытались зайти сверху и заставить ее снизиться или же натолкнуться на висячие сады Муниципального парка.

Никогда, кстати говоря, не понимала, почему эти сады называют висячими! Они ниоткуда не свисают — никому еще не удалось вбить крюк в небо. Они просто вознесены над землей на платформах, похожих по форме на елки. Всего этих елочных конусов три, они огромны. Каждый высотой с одну из промышленных башен Оловянного конца.

На высоте между конусами перекинуты узкие мостики-переходы для самых отважных. Вот в эту-то мешанину мостиков и пытались в азарте загнать пять аэротакси шестое, чтобы у того уже другого выхода не оставалось, кроме как спуститься.

— Что творят, подлецы! — воскликнул рядом кто-то с легким сарелийским акцентом. — Там же люди!

Я обернулась и увидела солидно одетого немолодого человека в сюртуке и шляпе галлийского фасона. Он смотрел на происходящее в небесах с легким раздражением.

— Там висят таблички, — пояснил его спутник — солидного вида молодой мужчина с мышиными усиками, одетый и добротно, и с хорошим вкусом. — Мол, восхождение дальше — на ваш страх и риск.

— И находятся желающие? — неподдельно удивился его спутник.

— Еще и очереди выстраиваются, так как по правилам безопасности больше определенного числа зрителей наверху находиться не может… Здравствуйте, Анна Владимировна!

Это уже относилось ко мне, и я очень удивилась. Нет, я узнала человека с усиками: то был Никифор Терентьевич Орехов, наследник и со-управитель едва ли не крупнейшего кумпанства в нашем городе. Сопровождал он, должно быть, какого-нибудь важного делового партнера — может быть, из Сарелии, а может быть, из совсем другой страны. У нас в Необходимске говорят на диалекте сарелийского, поэтому купцы чаще учат их язык, а на наш переходят потом, но акцент остается.

Интрига была в том, почему вдруг Никифор Терентьевич изволил меня узнать. Кто я такая? Всего лишь помощница сыщика, который несколько месяцев назад приходил к нему в сопровождении полиции, собирать сведения о гибели инженера Стряпухина. Инженер тот едва не стал деловым партнером Орехова, да помешали убийцы. Которых, кстати говоря, ни мы с шефом, ни городская полиция так и не поймали. Хотя у шефа есть и гипотеза, и имя возможной заказчицы… Но это дело будущего, пока нам до нее, конечно, не добраться, слишком уж высоко сидит.

В общем, каким бы вежливым и внимательным к тем, кто ниже его по положению, делец ни был, я не видела ни малейшей причины для него обращать на меня внимание. Я незначительна, никак в том расследовании себя не проявила… Сказать по совести, я вообще особыми талантами не блещу. Зрение у меня острое, память цепкая, да еще я неплохо сопоставляю факты, если не нужно истолковывать поступки людей — вот и все, пожалуй. Не будь мой шеф ранее моим опекуном, практически приемным отцом, сомневаюсь, что он взял бы меня в помощницы. Тем более, что стиль работы шефа совсем другой: он, наоборот, в первую очередь уделяет внимание мотивам и замыслам.

Но, как бы удивлена я не была, нужно было отвечать Орехову, не то он счел бы меня невежливой:

— Добрый день, Никифор Терентьевич! Вы, должно быть, знаете, что это за цирк в небесах?

Он весело покачал головой.

— Не имею ни малейшего понятия! Думал, это у вас нужно спрашивать! Разве ваш начальник, господин Мурчалов, не в курсе всего происходящего в городе?

— Может быть, и в курсе, — я не стала подрывать реноме шефа, — но это ведь происходит не в городе, а над ним!

Орехов засмеялся, а его спутник-иностранец неприязненно на нас покосился, но смолчал. Должно быть, мы ему показались вопиюще несерьезными.

Не так давно я бы смутилась. Теперь мне было совершенно все равно, что думает обо мне посторонний человек… ну, почти. Я вскинула глаза к небу, наблюдая за ухищрениями «жуков». Ну вот сейчас, сейчас пятеро загонят шестого!

Ничуть не бывало: преследуемый камнем рухнул вниз, как мне показалось, прямо на нас! Я даже взвизгнула.

На миг передо мной промелькнула широкоплечая фигура в кожаной куртке, белый шелковый шарф, мужественный подбородок под широкими защитными очками и… обаятельная улыбка уголком рта! Пилот мне улыбнулся.

Он пронесся мимо, взметнув полы моего зимнего пальто и взъерошив меховые воротники на мне и моих собеседниках (или, точнее, собеседнике, потому что иностранец пока и словом со мной не обмолвился).

В толпе собравшихся зрителей раздались смешки и возгласы восторга: чуть не задевая головные уборы, аэротакси с Белым Шарфом метнулось в Можайский переулок где-то на уровне второго этажа и было таково.

Ну и ну!

Ааэротакси не летают вдоль улиц ниже высоты домов, это всем известно. У них слишком высокая скорость, а воздушные потоки там, в ущельях улиц, слишком непредсказуемые. Не успеешь оглянуться, как тебя бросит о стенку.

Но этот пилот рискнул — и, похоже, выиграл. Его преследователи теперь бесполезно роились над крышами Можайки: весь этот квартал старый, третьи этажи там почти смыкаются над улицами, поэтому рискового таксиста было не видно. Жди теперь, где он вынырнет…

— Вон он! — закричал кто-то из зевак рядом с нами.

Конечно, остальные аэротакси этот возглас не слышали, но они и сами наблюдали за небом, и как раз увидели, что таксист показался над городом с западной оконечности Можайки. Надо же, так быстро преодолел такое расстояние так низко над землей! Я была уверена, что не рискнет.