Гендерфлюид
Шрифт:
– Я собираюсь выезжать через полчаса, – ответила Мария уже куда более спокойно.
– Ты помнишь, что к квартире нельзя подъехать сразу? Смени пару автобусов и пройди несколько кварталов пешком. Останавливайся у витрин магазинов, особенно зеркальных, они помогут тебе увидеть, кто идет за тобой. Пару раз попудри носик, внимательно смотря в зеркальце. Если заметишь что-то странное, не приходи, сбрось мне эсэмэску, зайди на рынок, купи что-нибудь и возвращайся домой. Ты поняла? Я старался говорить ровным, уверенным голосом, чтобы придать девушке смелости.
– Да, Саша, я все поняла. Буду у тебя не раньше чем часа через два. Тебе что-нибудь купить? – спросила Мария,
– Да, купи мне, пожалуйста, пива, бутылки две. Неважно какого, лишь бы покрепче! Или бутылку водки, только русской!
– Хорошо. Жди меня и не выходи никуда, – с этими словами девушка отключилась, а я остался сидеть, тупо смотря перед собой. Похоже, петля затягивалась вокруг шеи, а мой тщательный план давал сбой. Если Александра опознать было бы трудновато в силу отсутствия тела, то высокую симпатичную шатенку вспомнить смогут многие: посетители кафе, таксисты, арендодатель, наконец. Я уже не говорю обо всех камерах, которыми напичкан современный город, и пусть Амман не Москва и не Лондон, но торговые центры, вокзалы, проклятое посольство, куда я сунулся по глупости, все это однозначно закольцовано системой видеонаблюдения.
Совсем некстати я вспомнил толстяка из отеля: если он видел все это и в курсе случившегося, мама родная, сколько же грязи он вылил в мой адрес. А может, наоборот, клятвенно обещал свечку поставить в церкви по возвращению домой за спасение своей никчемной жизни. Я нервно шагал по комнате. Одно несомненно: надо убираться из этой страны, и чем быстрее, тем лучше.
Как-то несколько лет назад смотрел старый фильм про американок, попавших в турецкую тюрьму: одно сплошное насилие и унижения. И это в Турции, которая уж куда ближе к Европе по менталитету. Бедные девушки к середине своего срока превратились в оборванных и грязных зомби. Нет уж, девушку, попавшую в руки полиции без документов в этой стране, ждет ад: ей придется обслужить и не по разу всех полицейских, а потом и всю тюремную охрану. Потому что человека без гражданства и репатриировать-то некуда, он превращается в безымянного раба, в секс-игрушку. А потом растворяется где-то среди барханов.
Так, думай Александр, думай! Но как я ни старался, ничего путного в голову не лезло, идеи все были фантастические и несбыточные. Так карты просто не ложатся, он не зависают ребром в воздухе. Прошло два томительных часа, а потом и еще два. Я начал опасаться, что Марию или перехватили по дороге, или она просто испугалась и кинула меня с теми пятьюстами динарами, что я ей отдал на текущие расходы.
Звонок входной двери заставил меня подпрыгнуть. Несколько секунд помедлив, я решительно распахнул дверь, надеясь на лучшее. За дверью стояла нагруженная сумками и пакетами Мария, которая имела вымученный вид.
– Прости, я немного задержалась, очень трудно купить спиртное в Аммане, особенно если ты девушка. И потом я еще взяла немного продуктов и краску для волос, перекись. Будем тебя гримировать, – Мария прошла на кухню и со вздохом облегчения начала избавляться от своего груза.
– О гриме поговорим позже. Сейчас давай пиво или водку – что ты там купила? – поставим в холодильник и потом будем накрывать на стол. Хочу напиться и забыться. Мой тон не оставлял сомнений, что намерения мои серьезны. Еще со студенческих лет у меня была привычка напиваться при столкновении с серьезной проблемой. Как ни странно, на второй день взгляд на проблему прояснялся и решить ее становилось легче.
– Я взяла водку бутылку «Столичной» и пять бутылок «Амстела», – улыбнулась Мария. – Составлю тебе компанию, не одной же тебе пить? Спиртное немедленно отправилось
Когда через час пиво было оприходовано, и Мария торжественно вытащила водку. Литровая «Столичная» на родине в такой таре мне не встречалась: заиндевевшая бутылка манила к себе возможностью все забыть, наплевав на проблемы. Но когда Мария с хитрой улыбкой вытащила с холодильника литровую банку соленых огурчиков и помидорчиков, моя челюсть просто упала:
– Откуда?! – Я знал, что соленья вообще практически не встречаются в этой восточной стране, да и зачем заготавливать помидоры и огурцы, если они растут круглый год? Защемило в груди, повеяло родным, домашним уютом. Как там мама? Наверное, сходит с ума, не находя себе места. Зная ее характер, можно предположить, что она уже позвонила во все инстанции, подняла на уши всех, кого только можно. Главное, чтобы она не терзала себя переживаниями, у нее слабое сердце, а я выпутаюсь. После нескольких бутылок пива моя уверенность в завтрашнем дне и в том, что я смогу выйти из этой ситуации, возросла.
– В большом Аммане есть целый квартал, где живут русские, украинцы, казахи. Там несколько русских магазинов. Есть ресторан, клуб и школа. Там довольно большая русскоязычная диаспора, хотя и не очень дружная. Там и купила, поэтому и задержалась, – заметно охмелевшая Мария стала немного раскованнее и держалась уже совсем естественно. – За соленья отдельное спасибо! Я потянулся к банке, но Мария, опередив меня, ловким движением открутила крышку, выложила в миску соленые огурчики и помидоры, а затем начала раскладывать по тарелкам остальное. На столе появились нарезанная колбаса, сыр, свежие помидоры, лук и чеснок. «Опыт не пропьешь», – подумалось мне, когда я ловким движением открыл бутылку и плеснул грамм по пятьдесят себе и Марии.
– Что ж, будем, – я запрокинул стаканчик, и ядрёная жидкость как по маслу скользнула по пищеводу, заставляя быстрее биться сердце и наполняя жилы огнем. А водочка-то хороша, совсем без привкуса сивухи, и пьется легко.
– Будем, – откликнулась Мария, выпивая свою порцию.
Потом был тост за здоровье, за мам, за страну и очередной тост уже сказала Мария:
– За нас, за девушек! Мало нас, красивых и хороших осталось!
На этом тосте я замешкался, не считая себя девушкой, хотя прилагательные «красивая и хорошая» приятно потешило самолюбие. Но рассудив, что не стоит спорами на гендерную тематику портить такое классное застолье, я выпил молча, чокнувшись с Марией. Было еще много тостов, чем дальше они говорились, тем хуже помнились.
Смутно помню, как, растопырив пальцы с наманикюренными ногтями, втирал Марии, что я не баба и что яйца у меня есть, и они стальные, а Мария пьяно икала и поправляла меня:
– Не яйца, а яичники, – и глупо хихикала над своей шуткой. Короче, с того момента, когда после пива мы раздавили пузырь, я помню только, дотащил Марию на кровать и начал ее раздевать. Видимо сработал рефлекс из прошлой жизни, что за пьянкойследует гулянка, но, видимо, не стояло у меня в тот момент, так как нечему было, и я так и уснул, частично накрыв своим телом полураздетую молдаванку.