Генерал армии мертвых
Шрифт:
— Это все оттого, что вас слишком беспокоит проблема идентификации останков, — сказал генерал.
— Да, да, верно. Это для меня главное.
Генералу вспомнился его собственный сон, чем-то даже похожий. Будто бы он состарился и его назначили сторожем на кладбище, и именно туда, где были братские могилы привезенных им из Албании погибших. Кладбище огромное, просто бескрайнее, и между могилами бродят тысячи людей с телеграммами в руках. Они ищут своих близких, но, похоже, не могут найти их могил. Тогда они начинают угрожать ему — тысячи, много тысяч людей, — его охватывает ужас, и в этот момент священник бьет в колокол,
Генерал хотел было рассказать про свой сон, но передумал.
— Впереди у нас тяжелая работа, — сказал он.
— Да, — ответил ему генерал-лейтенант. — У меня такое чувство, что война для нас продолжается.
Они помолчали.
— Вы сталкивались с провокациями? — спросил генерал.
— Нет, не доводилось, за исключением одного случая.
— А что произошло?
— Мальчишки забросали нас камнями.
— Камнями?!
— Да.
— И вы стерпели такое оскорбление?
— Почему вы решили, что мы стерпели?
— Я просто возмущен, — воскликнул генерал. — Это же варварство!
— Все не так просто, — сказал генерал-лейтенант. — Мы вскрыли по ошибке несколько могил албанцев, которые приняли за свои.
— Как же это получилось?
— Идиотский случай. Даже вспоминать не хочется. Выпьем еще кофе.
— Мы до утра не сможем заснуть.
— Велика беда — не будут сниться кошмары.
Генерал кивнул.
— Это верно.
Они заказали кофе.
Глава седьмая
— Это случилось в начале войны, — начал на ломаном английском кафеджи. [5] Он несколько лет работал официантом в Нью-Йорке и говорил с сильным американским акцентом. Генерал попросил, чтобы историю проститутки ему рассказал кто-нибудь из жителей этого затерянного в горах, древнего каменного города. Все сошлись во мнении, что лучше всех об этом может рассказать кафеджи, хотя он и заикается, и по-английски говорит не очень хорошо.
5
Владелец кофейни.
На имя проститутки они наткнулись утром на военном кладбище, на городской окраине. Она была единственной женщиной среди найденных до сих пор погибших, и генерал захотел услышать ее историю. Может быть, он прошел бы равнодушно мимо ее могилы, если бы ему не бросилась в глаза мраморная плита с обычной надписью: «Пала за Родину».
Генерал еще издали заметил белую плиту. Она резко выделялась среди сгнивших и покосившихся крестов и ржавых касок, лежавших на могилах.
— Мраморная плита, — сказал генерал. — Какой-нибудь старший офицер? Может быть, полковник?
Они подошли к могиле и прочли высеченную надпись. На плите были написаны имя, фамилия и место рождения какой-то женщины. Генерал никому не сказал, что родом она из его города.
— Я одним из первых услышал эту новость, — сказал кафеджи. — Не то чтобы я уж очень интересовался подобными вещами, просто я работаю в кофейне и всегда раньше других узнаю о любом событии в городе. Так случилось и в тот день. В кофейне было полно народу, когда разнеслась эта весть, неизвестно даже, кто ее принес. Одни говорили, что солдат, направлявшийся на греческий фронт, — ночь он провел в городской гостинице и напился там до бесчувствия. Другие — что Ляме Спири, он всегда только о таких вещах и думал. Мы были так удивлены и так потрясены этим известием, что пьяный ли солдат его принес или этот бродяга Ляме Спири, для нас уже не имело никакого значения.
Вообще-то нас трудно было чем-либо удивить, время было военное. Узнавали мы теперь самые невероятные вещи. Когда мы в первый раз увидели в нашем городе пушки и зенитки с длинными стволами, которые проезжали по мостовым с ужасным грохотом, мы подумали: дома от этого грохота наверняка рухнут. А потом мы видели воздушный бой прямо над нашими головами; и чего только мы после этого не видели!
Поговаривали, что какой-то крестьянин встретил в горном ущелье старого Бабай Али [6] с посохом в руке, и тот предсказывал всякие ужасы. И петушиные лопатки предсказывали только войну и кровь. Во время гадания они краснели, и люди, мрачнея, ждали еще больших бед.
6
Персонаж албанского фольклора.
А одно время только и было разговоров что о сбитом во время налета английском летчике. Я собственными глазами видел руку пилота — единственное, что от него осталось. Ее показывали народу на площади перед муниципалитетом вместе с обгоревшим куском комбинезона. Рука была похожа на желтую деревяшку, а на среднем пальце блестело кольцо — его еще не успели снять. Самолет, как я уже говорил, был сбит из зенитки, когда уже улетал, отбомбившись над городом. Одна из бомб попала в городскую тэке, [7] и все говорили, что пилота настигла божья кара.
7
Мечеть мусульманской секты бекташей.
Так что мы действительно всякого наслышались и навидались, но слух о том, что у нас откроют публичный дом, потряс всех. Мы ждали чего угодно, но только не этого. Большинство даже и не поверили сначала. Город наш очень старый, помнит разные времена и обычаи, но к такому он не был готов. Это же просто позор! Древний город, проживший с честью всю свою жизнь, — и вдруг такое?! Все были совершенно растеряны. Что-то неведомое, страшное врывалось в нашу жизнь, будто мало нам было оккупации, казарм с чужими солдатами, бомбежек, голода. Мы не понимали, что это тоже часть войны, как бомбежки, казармы и голод.
На следующий день после того, как разнесся слух, делегация стариков направилась в муниципалитет, и той же ночью другая группа собралась в кофейне, чтобы составить письмо наместнику фашистского диктатора в Тиране. Они просидели очень долго, вон за тем самым столом, писали что-то, зачеркивали, снова писали, а все остальные, столпившись вокруг, заказывали кофе, курили, уходили по своим делам, снова возвращались и спрашивали, как продвигается письмо. Это непростое дело — написать такое письмо. У многих жены уже заволновались и посылали ко мне детей посмотреть, не перепились ли мужчины, и я помню, как заспанные детишки смущенно заглядывали в большие окна и убегали домой, ежась от ночной сырости.