Генерал де Голль
Шрифт:
Преамбула к новой конституции признавала Декларацию 1789 года о том, что частная собственность является священной и неприкосновенной, что было для коммунистов большой уступкой общественному мнению.
Кроме того, новый основной закон закрепил равенство мужчин и женщин во всех областях; право трудящихся на организацию профсоюзов и забастовки, на коллективное определение условий труда, на участие в управлении предприятиями; право на труд; гарантии охраны здоровья, материального обеспечения; отдыха и досуга детей, матерей, престарелых тружеников; бесплатное светское образование; равный доступ для детей и взрослых к образованию и культуре.
Впервые в истории
В преамбуле конституции говорилось:
«Франция образует вместе с заморскими народами союз, основанный на равенстве прав и обязанностей без расовых и религиозных различий. Французский союз состоит из наций и народов, которые объединяют или координируют свои усилия для того, чтобы развивать цивилизацию каждого, увеличить свое благосостояние и обеспечить свою безопасность. Верная своей традиционной миссии, Франция намерена привести народы, руководство которыми она взяла на себя, к свободному самоуправлению и демократическому руководству своими собственными делами; отвергая всякую систему колонизации, основанную на произволе, Франция гарантирует всем свободный доступ к общественным должностям и индивидуальное или коллективное осуществление провозглашенных или подтвержденных выше прав и свобод».
В 1946 году во Французский союз, провозглашенный конституцией (без метрополии), входили заморские департаменты: губернаторство Алжир (департаменты Алжир, Оран и Константина); Мартиника, Гваделупа, Гвиана, Реюньон и так далее; заморские территории — Сенегал, Мавритания, Гвинея, Судан, Нигер, Берег Слоновой Кости, Дагомея, Верхняя Вольта, Габон, Среднее Конго, Убанги-Шари, Чад, Мадагаскар, Французское Сомали, Новая Каледония и так далее; подопечные территории и присоединившиеся государства.
Верховенство законодательной власти никак не устраивало де Голля и его сторонников.
Выборы в Национальное собрание прошли через месяц после референдума и вывели на первое место коммунистов, которые получили сто восемьдесят два мандата. Социалисты получили сто два мандата, а МРП — сто семьдесят три.
Началась история Четвертой республики.
Потерпев сокрушительное поражение, де Голль взял паузу, надеясь, что она не будет продолжительной, и удалился в имение в Коломбэ.
Вот как описывает его пребывание там Эммануэль д’Астье:
«Июнь выдался душный. Но Шарль де Голль хорошо переносил жару, он никогда не потел. Гладко причесанные, блестящие волосы он красил в интенсивный черный цвет, они делали голову плоской; восковое лицо, где не видно было ни следов волнений, ни морщин, по-прежнему казалось лицом исторического деятеля. Де Голль совсем не изменился с 18 июня 1940 года. Окружавшая его в то время легенда, какой-то внутренний голос, звучавший в нем, оставили столь глубокий след на всем его облике, что ни история, ни люди уже не в состоянии были этого изменить. Недостатки служили ему так же хорошо, как и достоинства: он умел отдаляться от людей, умел бежать от сложных обстоятельств (как когда-то бежал из своей страны) и воздействовать на людей самим фактором своего отсутствия и речами. Даже его имя — де Голль (de Gaulle) по-французски произносится так же, как «из Галлии» (de Gaule) — придавало ему символическую силу и облегчало доступ в учебники истории, где этим именем будет названо движение миллионов людей, чьи действия и побуждения часто были ему чужды.
С 1945 года, со времени его возвращения к людям, он не перестал быть символом, хотя
Но история не остановилась: первый встречный по имени Жюст Бар с ходу заменил его. И теперь надо было снова стать де Голлем — уже не символом, а вождем.
Сомнения не одолевали его. Если в данный момент история повернулась к нему спиной, то это была ошибка истории. Внутренний голос, звучавший в его душе, не покинул его, несмотря на то, что Франция, воплощением которой он хотел быть, отвернулась от него. Этот внутренний голос, заменявший ему всякую политическую и философскую систему, не допустит ни малейшей ошибки. Вместо того, чтобы проверить самого себя, он копался в совести французов.
Сидя у себя в Коломбэ за письменным столом, безучастный к лету, которое всегда является новой вехой в жизни человека, он готовился к выступлению в Ренне. Под рукой у него был текст речи, произнесенной им в феврале в Брюнвале, и текст коммюнике, которое он составил для печати. Из первого текста одна фраза — «Французы обретут Францию» — пела у него в голове, как стих из Нострадамуса, в смысл которого никто еще хорошенько не вник, но который ему надлежало воплотить в жизнь. Второй текст был составлен в духе военного коммюнике или приказа по армии: «Отныне создано Объединение Французского народа. Я беру на себя руководство им. Оно имеет целью…»
Подчас не столько идеи, сколько слова или некая совокупность слов увлекала его. Символика и форма его речей так прекрасна, что допускала отсутствие содержания. Воспитанный на надгробных словах, он любил пользоваться повторами, тремя существительными, тремя прилагательными, апострофами, а также восклицаниями, которые риторы называют эпифонемой; любил жонглировать тезисом и антитезисом, прерывая себя словами «так вот», или «я говорю», или «сам я».
В своем имении генерал начал писать мемуары, ставшие его самым значительным публицистическим трудом. В то время финансовое состояние семьи де Го л ля оставляло желать много лучшего. Он вынужден был продать автомобиль — подарок Рузвельта. Его стол никогда не отличался кулинарными шедеврами. Его просторный дом был обставлен просто и без роскоши.
Удалившись от дел, де Голль напряженно наблюдает за политическими событиями. Его раздражает активность коммунистов, ибо он знает, к чему ведет снисходительное отношение к левым. Ему не нравится новая (хорошо забытая старая) система власти. Де Голлю кажется, что политики радуются его вынужденному уходу и твердят друг другу:
— Смотрите, он ушел и… ничего не случилось. Франция не обрушилась в преисподнюю, не начала новую войну и не подорвалась на мине. Значит, генерала можно заменить на любого политика!»
1947–1948 годы
Тем временем, как писали советские историки, «больших успехов в борьбе за социализм достигли народы Азии». Все громче и громче заявляли о себе национальные политические и военные лидеры французских колоний, не желавшие оставаться в орбите интересов Французской республики. Империя, которую удалось сохранить только чаяниями генерала и большими уступками, закрепленными в конституции Четвертой республики, могла рухнуть в любую минуту и погрести под собой живущих вне метрополии французов.