Генерал Деникин
Шрифт:
На пике своих успехов в сентябре-октябре 1919 года Деникин располагал 150 тысячами штыков и сабель, терпящий поражение Колчак – пятьюдесятью тысячами, у Юденича было 15–20 тысяч войска, у Миллера – двадцать тысяч. Красная армия в это время достигла трех с половиной миллиона бойцов! Кем, как не красным, стал воюющий русский народ?
Белые могли победить только наступая, что все их армии доблестно и делали. Любая белогвардейская пассивная оборона была бы раздавлена таким превосходящим противником. Но наступление растягивает коммуникации, теряются связи между армиями и корпусами, оно отрывает от дисциплинированных войск в незапятнанных белых ризах тыл, сея в нем разброд и труху. Каждый ратник был у белых на счету, а их косили не только пули, но и тыловые соблазны, «вербуя» новые пополнения в разбухающую армию красных, несмотря на чекистскую жатву серпами, молотами, крысами в трубах.
Военная добыча белых родила присказку «серых»: красные придут – грабят, белые придут – грабят. У деникинцев части из горцев Кавказа мели подчистую, для казаков это тоже было исторической традицией со времен Дикого поля и Запорожья. Еще Краснов, зовя донцов на Царицын, твердил о «богатой добыче». А уж Мамонтов, возвратившись из тамбовского рейда, не утерпев, телеграммно радовал Тихий Дон:
«Посылаю привет. Везем родным и друзьям богатые подарки, донской казне 60 миллионов рублей, на украшение церквей – дорогие иконы и церковную утварь».
К белым, от которых налетели казаки, лишили святынь, охотнее шел простой тамбовец или к большевикам, которые умели мстить?
Кубанцы медленно добирались до фронтов: были заняты на попутных станциях отправкой из перегруженных эшелонов в «ридные» станицы «заводных лошадок и всякого барахла». Председатель Терского Круга Губарев объяснял: – Конечно, посылать обмундирование не стоит. Они десять раз уже переоделись. Возвращается казак с похода нагруженный так, что ни его, ни лошади не видать. А на другой день идет в поход опять в одной рваной Черкесске.
Добродушный пьяница генерал Май подарил полку, ворвавшемуся первым в Харьков, состав с углем. После победы здесь и под Курском тяжело увозили эшелоны в тыл «добро» 1-го Добровольческого корпуса. «Царь Антон», он же Дон-Кихот Ламанчский, Деникин восклицал: «И жалки оправдания, что там, у красных, было несравненно хуже. Но ведь мы, белые, вступали на борьбу именно против насилия и насильников!»
Рыцарь Антон Иванович не утаивал зла:
«За войсками шла контрразведка… Я не хотел бы обидеть многих праведников, изнывавших морально в тяжелой атмосфере контрразведывательных учреждений, но должен сказать, что эти органы, покрыв густой сетью территорию Юга, были иногда очагами провокации и организованного грабежа. Особенно в этом отношении прославились контрразведки Киева, Харькова, Одессы, Ростова-на-Дону».
Вот как – те самые города, где до белых «особенно» зверствовала ЧК. «Провокации» белых контрразведчиков, конечно, не были связаны с пытками и истреблением невинных людей, как у чекистов, но попадать из красного полымя пусть и к «интеллигентным» допросчикам запуганному жителю тоже надрывно. Между кем же было простым людям выбирать? Предпочитали все-таки красных, потому что они и на вид попроще, не то, что «офицерье», с каким снова загарцевали пузатые генералы вроде Мая, да и Деникин не худой. А с ними, дальше раздражались, приперлись оголтелые кавказцы да казачки, плетей которых еще при царе напробовались…
Деникин подытоживал:
«История подведет итоги нашим деяниям. В своем обвинительном акте она исследует причины стихийные, вытекавшие из разорения, обнищания страны и общего упадка нравов, и укажет вины: правительства, не сумевшего обеспечить Армию; командования, не справившегося с иными начальниками; начальников, не смогших (одни) или не хотевших (другие) обуздать войска; войск, не устоявших против соблазна; общества, не хотевшего жертвовать своим трудом и достоянием; ханжей и лицемеров, цинично смаковавших остроумие армейской фразы «от благодарного населения» и потом забросавших Армию каменьями…
Поистине нужен был гром небесный, чтобы заставить всех оглянуться на себя и свои пути».
Не давал Бог грома на красных чертей, и чертенятами била в спину белых лихая шатия в тылах: самозванные атаманы, разбойники, «батьки», то ли бандиты, то ли повстанцы. Так обескровливались, наступая, редели армии Колчака и Юденича. Деникинцев разили Петлюра и Махно.
В августе Деникин отдал приказ:
«Самостийной Украины не признаю. Петлюровцы могут быть или нейтральны, тогда они должны сдать оружие и разойтись по домам; или же примкнуть к нам, признавши лозунги, один из которых широкая автономия окраин. Если петлюровцы не выполнят этих условий, то их надлежит считать таким же противником, как и большевиков».
Белые вместе с украинскими частями из Галиции, которые поляки вышвырнули и с родины, пошли на красный Киев. Петлюра попытался занять его раньше, но был оттуда выгнан деникинцами. В течение следующих двух месяцев белым пришлось воевать с Петлюрой под Уманью, Гайсином, Бирзулой. Оставили для зашиты «петлюровского фронта» около десяти тысяч бойцов. Такой же заслон вынужден был держать Деникин против Грузии, союзницы кубанских самостийников.
Рейды Нестора Махно по глубоким тылам Белой армии помогли красным вырвать военную инициативу из рук Деникина. Время немецкой оккупации Украины послужило для тридцатилетнего анархиста Махно отличной школой ведения партизанской войны. По этим достижениям «батьки» потом будут учиться революционному ремеслу в СССР Иосиф Броз Тито и Хо Ши Мин. Махно изобрел гонку на тачанках, на которых со свистом неслась его крестьянская пехота вслед за конницей, великолепно маневрируя, покрывая огромные расстояния.
Под ударами деникинского наступления Махно отходил со своей базы в Гуляй-Поле на запад и оставил своих раненых в Умани петлюровцам. Четыре месяца «батька» уходил, отбиваясь от белых, как в сентябре отчаянно рискнул. Он развернулся преследователям в лоб, ударил, прорвался и полным ходом бросился назад к родным местам, где снова оброс войском, которое к октябрю достигло 25 тысяч.
Белые напрягали последние штурмующие силы на огромной передовой: Житомир – Киев – Чернигов – Орел-Елец– Воронеж – Лиски-Царицын, – а по их оголенному тылу вдоль и поперек носились махновские тачанки. Взрывали склады, железные дороги, истребляли администрацию.
В конце октября Махно влетел в белый Екатеринослав, разграбив его. Его части хлынули на Таганрог, куда переместилась Ставка главкома ВСЮР Деникина из негостеприимного Екатеринодара. Пришлось схлестнуться с ними генералу Шкуро, а остановили махновцев в восьмидесяти километрах от Таганрога лишь пехотинцы генерала Слащева, срочно переброшенные с красной передовой. Те отступили, чтобы снова оправиться и на белых нападать.
После крупнейших поражений к началу октября 1919 года красного Южного фронта он был разделен на два. Южным стал командовать бывший подполковник. И. Егоров, Юго-Восточным – бывший полковник. И. Шорин. Стратегически обеспечил готовящуюся операцию выпускник Александровского военного училища и академии Генштаба, на Первой мировой – начальник Оперативного управления 1-й армии, потом командир пехотного полка бывший полковник С. С. Каменев, ставший с июля 1919 года Главнокомандующим вооруженными силами советской Республики.