Генерал Деникин
Шрифт:
На генерала Сандецкого потоком шли жалобы в Петербург, но он не стеснялся. В сундуке одного ефрейтора нашли прокламацию. Суд учел, что листовка хранилась, а не распостранялась, зачли виновному десять месяцев предварительного ареста, разжаловали и отпустили. Командующий собрал всех гарнизонных офицеров и разнес двоих, бывшими членами этого военсуда. Он орал на них, топая ногами, заявил, что никогда не назначит их в полковые командиры.
На судейскую же совесть офицерства это не произвело впечатления. Большинство из них было гуманно по высшим «интеллигентным» меркам того времени. «Политиков» старались выгораживать. Согласились, например, с блестящей защитой известного адвоката Зарудного по делу о «Камышинской республике», оправдали
Грубость и самоуправство Сандецкого начали раздражать и его ближайшее окружение. Командир одной из бригад Шилейко на совещании старших начальников округа при всех сказал:
– Во главе округа стоит человек заведомо ненормальный. На всех нас лежит моральная ответственность за то, что молчим, не доводя до сведения Петербурга.
Все вроде согласно промолчали. Шилейко послал доклад о художествах командующего военному министру и в итоге был уволен в отставку «с мундиром и пенсией». Но выступления прессы на эту тему и отзвук судных дел в Казанском округе делали свое. Государь приказал военному министру Сухомлинову:
– Изложите письменно, что я недоволен тем режимом, который установил в своем округе Сандецкий.
Когда Сухомлинов отправился в Поволжье, император добавил:
– Скажите командующему от моего имени, что его ревностную службу я ценю, но ненужную грубость по отношению к подчиненным не одобряю.
Революционные настроения на Волге продолжали бродить, Петербург считал необходимым держать там сурового начальника.
В конце концов кончилась самостоятельная, более или менее спокойная деникинская жизнь за спиной своего бригадного, полюбившегося Сандецкому. Однажды во время больших маневров командующий заглянул в их штаб. Стал расспрашивать оказавшегося здесь орденоносного генерала-лейтенанта об исполнении своих последних распоряжений по бригаде. Старичок бригадный съежился на этот раз, потому что был никудышным и в оперативности. А Деникин подсказать не мог. Сильно разгневался Сандецкий, разочаровался в бригадном, зачислив и их часть под строгий надзор.
Весьма вредно было такое Деникину, потому что он уже «прославился» здесь и как писатель.
За четыре года службы в саратовской бригаде Антон Иванович не откладывал журналистское перо. Преимущественно он выступал в «Разведчике» под рубрикой «Армейские заметки».
«Разведчик» издавался в Петербурге с 1889 по 1917 год по несколько десятков номеров ежегодно как «журнал военный и литературный». На его страницах дискутировались проблемы офицерской жизни и быта, публиковались сведения об изобретениях, да вообще о новостях военного дела, печатались воспоминания генералов и офицеров, беллетристические материалы, книжные рецензии. Шло заинтересованное обсуждение специальных и общих научных вопросов, что как просвещало, углубляло офицерство, так культурно влияло и на общество.
Журнал был интересен и тем, что являлся первым частным военным изданием в России, он зеркально отражал эволюцию военной мысли и контроля над ней. Задумал его в 1885 году владелец военно-книжной фирмы отставной капитан Березовский, предпринимателя горячо поддержал тогда начальник Академии Генштаба генерал Драгомиров. Сочувствовали начинанию другие видные представители военной профессуры, но в военном министерстве идею распространения частного военного органа объявили опасной ересью.
Все-таки в 1886 году Березовский сумел на свой страх и риск выпустить подобие журнала без права «ставить название и номер». Только через два года военное министерство разрешило заголовок «Разведчик». А без всяких препон журнал начал свою «разведку», лишь когда случайно попался на глаза Александру III и императора заинтересовал, он приказал его себе доставлять.
Предоставим слово его заслуженному автору, бесперебойно печатавшемуся здесь с 1898 года И. Ночину (А. Деникину):
«Разведчик» был органом прогрессивным, пользовался, как и вообще частная военная печать, с конца девяностых годов и, в особенности, после 1905 года, широкой свободой критики не только в изображении темных сторон военного быта, но и в деликатной области порядка управления, командования, правительственных распоряжений и военных реформ. И, во всяком случае, – несравненно большей свободой, чем было во Франции, в Австрии и в Германии. Во Франции ни один офицер не имел права напечатать что-либо без предварительного рассмотрения в одном из отделов военного министерства. Немецкая военная печать, говоря глухо о своем утеснении, так отзывалась о русской: «Особенно поражает, что русские военные писатели имеют возможность высказываться с большою свободой… И к таким заявлениям прислушиваются, принимают их во внимание…» Или еще (статья ген. Цепелина): «Очевидное поощрение, оказываемое в России военной литературе со стороны высшей руководящей власти, дает армии большое преимущество, особенно в деле поднятия духовного уровня корпуса русских офицеров…»
Я лично, касаясь самых разнообразных вопросов военного дела, службы и быта, не испытывал никогда ни цензурного, ни начальственного гнета со стороны Петербурга, хотя мои писания и затрагивали не раз авторитет высоких лиц и учреждений. Со стороны же местного начальства – в Варшавском округе было мало стеснений… но в Казанском, где жизнь давала острые и больные темы, ведя борьбу против установленного в округе режима, я подвергался со стороны командующего систематическому преследованию. При этом официально мне ставилась в вину не журнальная работа, а какие-либо несущественные или не существовавшие служебные недочеты».
Однажды генералом Сандецким овладел очередной приступ ярости. На совещании, где присутствовали офицеры со всех концов округа, он закричал:
– Наши офицеры – дрянь! Ничего не знают, ничего не хотят делать. Я буду гнать их без всякого милосердия, хотя бы пришлось остаться с одними унтерами.
Полковник Рейнбот, возвратившись в Пензу, где стоял Инсарский полк, которым он командовал, собрал своих офицеров. Он хотел им донести громы Сандецкого в осуждение и назидание. Все выслушали и подавленно молчали. Но вскочил один подполковник.
– Господин полковник, неужели это правда? Неужели командующий мог так сказать?
Рейнбот хмуро подтвердил:
– Да, я передал буквально слова командующего.
Другой полковой офицер вопросов не задавал, на следующий день штабс-капитан Вернер отправил военному министру заявление, что командующий округа лично ему нанес оскорбление.
Вскоре прибыл от военного министра в Пензу генерал и произвел дознание, потом на полк обрушился штаб округа. По воинскому закону его офицеры не имели права на претензию коллективную или «за других», но они и поодиночке держались перед угрожающими дознавателями по неписаным законам чести.
Деникин немедленно воспламенился этим делом, начал писать в «Разведчик», как вдруг доставили ему из Казани тяжелый пакет: «Секретно. В собственные руки».
Открыл, а там материалы по пензенскому делу и приказ Сандецкого: отправиться в Пензу, произвести дознание… Уже разобраться и с задавшим вопросы подполковником, как с не доверяющим словам его комполка (!)… Обезоружили начштаба бригады Деникина – в прессу не напишешь о деле, порученном секретным порядком. А оно никак не вытекало из деникинского служебного положения.