Генерал Деникин
Шрифт:
Архангелогородцы не блистали на парадах и церемониальных маршах, но стреляли хорошо, а маневрировали лучше других. Боевой опыт и знание новой тактики Деникина помогали натаскивать полк на ускоренных маршах. Так что на ученьях его «архангелы» сваливались «противнику» как снег на голову. Деникин был неутомим в боевой подготовке. Устраивал, например, переправы через непроходимые вброд реки. Нужно было миновать их без мостов и понтонов, только подручными средствами: веревки, доски, соломенные снопы.
Это было внепрограммно, но все
В полку Антон Иванович был открыт для всех, но в своей житомирской квартире избегал принимать гостей. Матушка из-за своего русского языка стеснялась быть в роли хозяйки. Узким был домашний мирок полковника, а тут умерла старая нянька Полося. Мать совсем замкнулась. Сына она обожала, все ее помыслы сосредоточились на нем.
Антон Иванович платил ей тем же, стал стараться пораньше возвращаться со службы. О возможной женитьбе 39-летний полковник начал уже забывать и мечтать. Его борода седела, но усы продолжал подкручивать. Когда командир стремительно шагал по гарнизону, позванивая шпорами, в длинном развевающемся офицерском плаще без рукавов, из-под борта которого на кителе светил Георгиевский крест, полковые думали, что и сегодня ничего не случится.
1 сентября 1911 года полк Деникина участвовал в царских маневрах под Киевом.
На следующий день ему, как старшему в округе по номеру 17, предстояло первым пройти перед императором церемониальным маршем. Поэтому от архангелогородцев была назначена и почетная стража, лично представляющаяся государю: офицер, унтер-офицер и солдат. Полковые очень волновались.
Прибыли к сборному пункту для царского смотра. И вдруг молниеносная весть: вчера вечером на спектакле в киевском театре революционер Богров тяжело ранил Столыпина…
24-летний Дмитрий Богров был сыном богатого еврейского домовладельца, состоявшего членом киевского Дворянского клуба. Одно время он был связан с группой анархистов-коммунистов, но основной его «организацией», куда в 1907 году Богрова приняли по личной просьбе, стало киевское охранное отделение полиции. Поступил он сюда агентом для отвода глаз и давал информационные «пустышки».
Переехав в Питер, Богров попробовал наняться и в местную охранку. Но ее матерый начальник полковник М. В. фон Коттен, который перед Первой мировой возглавит нелегальную агентурную организацию военной разведки в Западной Европе, отшил его. Богров было взялся за университетскую учебу, частные дела, но в 1910 году явился к влиятельному эсеру Лазареву и сообщил, что собирается убить Столыпина. Он попросил того, чтобы это убийство прозвучало от имени эсеровской партии. Лазарев от неизвестного молодчика еле отделался.
Накануне осенних киевских торжеств 1911 года, посвященных
На втором антракте оперы «Царь Салтан» Столыпин стоял у своего кресла в первом ряду, обернувшись в зал. Богров приблизился и дважды в упор выстрелил в него из браунинга. Одна пуля пробила посередине орден Святого Владимира на груди премьера, вторая – кисть правой руки.
Петр Аркадьевич был неимоверно мужественным человеком и к такой смерти готов. Он медленно положил на барьер оркестровой ямы фуражку и перчатки, расстегнул сюртук. Увидел, как пропитался жилет кровью. Махнул рукой, как бы говоря: все кончено. Грузно осел в кресло и, собрав силы, произнес в переполох зала, где уволакивали убийцу:
– Счастлив умереть за царя.
Оркестр, подавляя панику, заиграл гимн. Император уже стоял у барьера царской ложи впереди всей свиты. Столыпин поднял непростреленную левую руку, показывая, чтобы тот отошел от возможных следующих пуль напарников террориста. Государь не двинулся. Тогда премьер осенил его широким крестным знамением.
Когда уносили Столыпина, он окончательно осознал, что в этом покушении не выживет. Повторил:
– Передайте государю, что я рад умереть за него и Родину…
Столыпин давно отмечал: «Каждое утро творю молитву и смотрю на предстоящий день как на последний в жизни… Я понимаю смерть как расплату за убеждения». А коммунист Богров, напрашиваясь Лазареву свинцово выразить идеи и его партии, сказал:
– Я пришел к заключению, что в русских условиях систематическая революционная борьба с центральными правящими лицами единственно целесообразна. В России режим олицетворяется в правящих лицах. Никто больше Столыпина не заслуживает особого внимания революционеров. Важнее Столыпина только царь. А до царя мне добраться одному почти невозможно.
После ареста Богрова опасались еврейских погромов, ночью для их предотвращения перебросили в Киев три казачьих полка…
Так что на пункте царского войскового смотра, узнав о покушении, ждали, будет ли он. Но смотр состоялся и величественная картина парада захватила всех.
Потом должен был быть высочайший обед в Киевском дворце, куда заранее получили приглашения военные начальники вплоть до командиров полков. Вот об этом обеденном приеме говорила мне в Версале дочь Деникина Марина Антоновна, проведением которого якобы столь возмутился ее отец впоследствии. Что же написал о нем в «Пути русского офицера» незадолго перед своей смертью сам Деникин?