Генерал Деникин
Шрифт:
Алексеев, точно как Деникин, был сыном выслужившегося из фельдфебелей офицера, к тому же участника Севастопольской обороны. Выпускник Московского пехотного юнкерского училища Алексеев в составе отряда генерала Скобелева на русско-турецкой войне дрался под Плевной, получив ранение. Был ординарцем легендарного полководца, впоследствии удостоился орденов за храбрость. Окончил Академию Генштаба первым в своем выпуске с Милютинской премией. Позже профессор Академии, он занимал должности в Главном штабе, в японскую войну– генерал-квартирмейстер. Перед Первой мировой являлся начштаба Киевского округа, потом командиром 13-го армейского корпуса.
Командующим 8-й
Антон Иванович вошел в армию Брусилова генералом-квартирмейстером, с такой же должности загорелась на русско-японской войне звезда Алексеева. С большим облегчением Деникин сдал свои «мобдела» прибывшему из отпуска дежурному генералу, погрузился в развертывание и задачи 8-й армии Юго-Западного фронта.
Отечественная, Великая война, как ее называли русские, Первая мировая, как ее утвердили на Западе и в СССР, началась 1 августа 1914 года. «Отечественной» она стала в России, потому что, в отличие от японской, ее поддержал весь народ. Патриотически настроенную армию возглавил Верховным Главнокомандующим великий князь Николай Николаевич, дядя императора.
Политики же, как обычно, мудрили. Радикальные либералы долго спорили, пока газета кадетов «Речь» не вышла 4 августа, цитируя Высочайший манифест:
«В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри, да укрепится еще сильнее единение царя с народом». Эти знаменательные слова Высочайшего манифеста точно указывают основную задачу текущего момента».
Петербургские эсеры поругались с парижскими, ратовавшими за «участие революционной демократии в самозащите народа». Петербуржцы во главе с Керенским стали против «оборонческой политики», протестуя против войны. У социал-демократов ряд их экономистов оправдывал войну против Германии, за что выступил и патриарх анархистов Кропоткин. Лишь большевики сразу взяли курс на пораженчество.
Все эти «политпятнышки» не отразились на общем патриотическом подъеме России. Госдума единодушно откликнулась на призыв государя «стать дружно и само отверженно на защиту Русской земли». Ее национальны фракции, и поляки, и литовцы, и татары, и латыши, выразили в своей декларации «непоколебимое убеждение в том, что в тяжелый час испытания… все народы России объединенные единым чувством к родине, твердо веря правоту своего дела, по призыву своего государя готовь, стать на защиту родины, ее чести и достояния».
Деникин в связи с этим отмечал:
«Это было нечто большее, чем формальная декларация. Это свидетельствовало об историческом процессе формирования РОССИЙСКОЙ НАЦИИ, невзирая на ряд ошибок правительственной политики и невзирая на некоторые проявления национальных шовинизмов, часто привносимых извне».
Фронтовую же ситуацию генерал Деникин видел так.
После окончания мобилизации и сосредоточения силы Антанты ее вооруженные части соотносились с противниками как десять к шести. Но в этом превосходстве требовалось учитывать слабость бельгийской армии.
Трудно приходилось России с ее громадными расстояниями, недостаточной сетью железных дорог, затруднявшей переброску войск. Промышленность не справлялась с возросшими военными потребностями. И если на западноевропейском фронте противники начали состязаться в мужестве и технике, то русские в первые два года войны старинно противопоставили совершенной немецкой технике к мужеству только кровь.
Германский военный план, основанный еще авторитетнейшим генералом А. фон Шлифеном, намечал первоначально расправиться с Францией, главно ударив через Люксембург и Бельгию; потом – с Россией. Для этого немцы собрали на своем правом крыле в семь раз больше сил, чем на левом. Но новый начальник их генштаба X. И. Мольтке, как ядовито отмечал Деникин, не блистал талантами своего знаменитого отца фельдмаршала X. К. Мольтке, разгромившего Австрию в 1866 году и Францию в 1871. Он изменил план фон Шлифена, ослабив ударный кулак на пять корпусов.
Три корпуса немцы отправили для охраны Эльзаса и Лотарингии, а два нацелили на Восточную Пруссию, куда удобно было вторгаться русским. Стратегическими интересами Мольтке-младший пожертвовал ради престижа. Это, возможно, и не дало немцам шансов взять Париж, но русским в Восточной Пруссии попало.
Французы же не только не обращали внимание на данные комбинации, а и вообще не ожидали удара через Бельгию. Они развернули почти все свои армии вдоль восточной границы. Так что 16 августа немцы легко отбросили бельгийскую армию к морю и взяли Льеж. Французы и британцы выдвинулись навстречу, но отошли после Пограничного сражения. Французские войска еще безуспешно пытались атаковать в Эльзасе и Лотарингии. Главнокомандующий германской ударной группой генерал Клук стал приближаться к Парижу.
В конце августа французы по всему фронту отступали к Марне. Они с британцами, как могли, обороняли Париж, а французское правительство бежало в Бордо. Оно взывало к России с дикой просьбой перебросить к ним четыре русских корпуса через Архангельск. Французские лидеры требовали скорейшего перехода русских и в наступление на германскую территорию.
Деникин тяжело пережил разразившуюся в результате этого русскую катастрофу 2-й армии Северо-Западного фронта генерала А. В. Самсонова, проявившего себя в японскую войну, отлично помогавшего в одном из рейдов генералу Мищенко. И особенно нелегко было Антону Ивановичу видеть, как пострадал в этом его так же любимый генерал П. К. фон Ренненкампф, командовавший 1-й армией Северо-Запада.
Суть происшедшего самопожертвования русских для Франции Деникин определил следующим образом.
Согласно русско-французской конвенции, если немцы ударят по Франции, наш Северо-Западный фронт должен был наступать на четырнадцатый день мобилизации, а Юго-Западный – на девятнадцатый. Эта порука русских генштабистов была легкомысленной. Мобготовность Северо-Запада установилась лишь на двадцать восьмой день, причем к войскам не успели подойти все транспорты, хлебопекарни, а у Самсонова некоторые дивизии не имели даже обозов. И когда его части ушли от железных дорог, остро недостало обеспечения, начали голодать.