Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона
Шрифт:
В штабе Варшавского военного округа в первые дни войны царило необычайное воодушевление всех и каждого. Еще бы! Окружным войскам в числе первых предстояло скрестить оружие с врагом.
Для армейского кадрового офицерства начавшаяся война была связана с надеждой выдвинуться, получить боевые награды и внеочередные чины. Наконец, реализовать свою готовность исполнить клятвенный долг перед Отечеством, то есть показать все то, что уготовила им судьба, выбранная самим собой. Михаил Гордеевич скажет тогда восторженно:
— Эта война,
Он не был одинок в таком восторге. По всей России шли патриотические демонстрации и митинги. Казалось, что война всколыхнула всю державу, успокоила ее от революционных страстей. Единением дышала вся евразийская держава.
О настроениях в российском обществе в связи с началом Великой войны говорят и спорят и в наши дни. Можно, к примеру, обратиться к авторитетному свидетельству председателя Государственной думы М. В. Родзянко, писавшего в своих мемуарах следующее:
«Вернувшись в Петроград перед самым объявлением войны, я был поражен переменою настроения жителей столицы.
„Кто эти люди, — спрашивал я себя с недоумением, — которые толпами ходят по улицам с национальными флагами, распевая народный гимн и делая патриотические демонстрации перед домом Сербского посольства“.
Я ходил по улице, вмешивался в толпу, разговаривал с нею и, к удивлению, узнавал, что это рабочие, те самые рабочие, которые несколько лет тому назад ломали телеграфные столбы, переворачивали трамваи и строили баррикады.
На вопрос мой, чем объясняется перемена настроения, я получил ответ:
„Вчера было семейное дело; мы горячо ратовали о своих правах, для нас реформы, проектируемые в законодательных учреждениях, проходили слишком медленно, и мы решили сами добиться своего. Но теперь, сегодня, дело касается всей России. Мы придем к Царю, как нашему знамени, и мы пойдем за ним во имя победы над немцами“.
Аграрные и всякие волнения в деревне сразу утихли в эти тревожные дни, и как велик был подъем национального чувства, красноречиво свидетельствуют цифры: к мобилизации явилось 96 процентов всех призывных, явилось без отказу, и воевали впоследствии на славу.
В самой Государственной думе в заседании 26 июля (8 августа нового стиля) все партийные перегородки пали, все, без исключения, члены Государственной думы признали необходимость войны до победного конца во имя чести и достоинства дорогого Отечества и дружно объединились между собой в этом сознании и решили всемерно поддерживать Правительство.
Без различия национальностей все поняли, что война эта народная, что она должна быть таковой до конца и что поражение невыносимого германского милитаризма является безусловно необходимым…»
…На границах Царства Польского с Германией и Австро-Венгрией сразу вспыхнули первые вооруженные столкновения. Они были больше спонтанные, чем серьезные. И напоминали собой разведку боем.
В полках и батареях, эскадронах
Этот бескомпромиссный конный рукопашный бой на границе Восточной Пруссии с российским Царством Польским стал как бы героическим прологом событий на Русском (Восточном) фронте Великой войны. Все герои донцы были награждены Георгиевскими крестами. А приказной Кузьма Фирсович Крючков стал первым георгиевским кавалером русской армии в 1914 году.
Судьба не хранила долго героя Российской Императорской армии. Казак Усть-Хоперской станицы, в 1919 году Крючков, уже подхорунжий, стал участником Вешенского восстания и погиб в бою под деревней Лопуховкой Саратовской губернии. Но тогда, в августе 1914 года, его имя без всякого преувеличения знала вся воюющая Россия.
Дроздовский по долгу службы был знаком с 3-й кавалерийской дивизией, в состав которой входил 3-й Донской казачий полк имени Ермака Тимофеева, атамана, покорившего с дружиной Сибирское царство (ханство), осколок Золотой Орды. В этом полку и служил приказной Кузьма Крючков. Разговоров о том геройском деле было в войсках много. Генштабист Дроздовский, не в пример многим, высказывался сдержанно:
— В каждом полку у нас Крючковы есть. Вот только было бы их побольше среди начальников.
— Это ты о чем, Михаил Гордеевич?
— О том, что блеснул геройством не один Крючков, а 2-я армия генерала Самсонова от Мазурских болот едва ушла назад. Сколько тысяч людей положили там зря.
— Что делать! Переиграли Самсонова с 1-й армией Ренненкампфа германцы. На то она и война, Дроздовский.
— Согласен, война есть война. А чему учили в академии и того же Самсонова, и Ранненкампфа?
— Учили воевать, как в Японской было. А тебя как учили в Академии Генштаба? Забыл, что ли?
— Не забыл. Учили опыту Балкан 1877 года и маньчжурской армии Куропаткина.
— То-то и оно. И прусско-французская война сегодня для нас устарела. Смотри, сегодня в каждом полку пулеметные команды наличествуют.
— Знать нам надо про технику. Про пулеметный огонь мы не сразу вспомнили сегодня.
— Ты все печалишься о лейб-гвардии Кексгольмском полке, что лег под пулеметами в Восточной Пруссии?
— Разумеется, о нем. В нем столько павлонов служило, и все полегли в один день.
— Ничего, государь император приказал восстановить Кексгольмский полк. Он наш, окружной, варшавский.