Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона
Шрифт:
— Тебе нужна академия. И тогда карьера, в лучшем понимании этого слова, будет для тебя иной. Учиться надо дальше, пока молодой, пока тяга к знаниям есть. А полковую лямку ты еще потянешь. Тебе один путь из гвардии — в императорскую Академию Генерального штаба. В полку ты подрос — пиши рапорт по начальству. Знаю, оно тебе не откажет в праве поступать…
Действительно, трехлетняя полковая служба словно отшлифовала характер Дроздовского-младшего. От бывшего павлона, частого посетителя училищного карцера, не осталось и следа. Первое это заметили его однокашники, а не он сам;
— Михаил, ты словно подпоручиком дворцовой гренадерской роты стал. Мы тебя не узнаем сегодня.
— Чего
Его побуждало к поступлению одно немаловажное обстоятельство. Он скоро осознал, что полковые офицерские занятия стали как-то тесны ему. Он хотел иметь гораздо больше профессиональных познаний, которые он мог получить только в академии. Решение о том вызрело в нем подспудно и основательно. И скажем так — довольно скоро.
В 1904 году подпоручик Михаил Дроздовский по команде подает рапорт о своем желании поступать в Николаевскую академию Генерального штаба. Однако готовиться к вступительным экзаменам он стал несколько раньше, загодя. По рассказам отца он знал, что отбор в Академию Генштаба идет самый строгий и тщательный. И что туда попадают только самые работоспособные и талантливые офицеры, то есть которые по своим личностным качествам являются по службе перспективными. Дроздовский-старший говорил:
— Будь верен себе. Будешь понимать больше и пойдешь дальше, когда станешь генштабистом… Генштаб — это мозг армии. Это перспектива роста в служении Отечеству, Михаил…
Отец торопил сына не зря. И причина тому была проста: возрастной ценз для поступающих в академию не позволял многим способным офицерам учиться дальше. Карьерный рост жестко требовал подкрепления знаниями и молодостью. В праве поступать Михаилу Дроздовскому отказано не было.
— Господин подпоручик, вы можете подавать по команде рапорт на учебу…
Однако пробиться в Академию Генерального штаба было ох как непросто. Экзамены, как обязательное испытание, были в ней двухступенчатыми. Сперва они сдавались в штабе военного округа, в данном случае приграничного Варшавского. Именно здесь происходил первый беспристрастный отсев желающих поступить. Более серьезный экзамен ожидал их уже в Санкт-Петербурге, в самой академии.
В штабе военного округа экзамены принимались по трем дисциплинам. Это было решение на карте тактической задачи (в объеме роты — батальона), с приложением объяснительной записки и приказа Затем писалось сочинение по русскому языку и сдавалась комиссии верховая езда. Она была обязательна и для пехотного офицера.
В самой академии вступительные экзамены были иными. Они принимались по тактике, строевым уставам всех родов оружия (отдельно — по артиллерии и инженерным войскам), математике (за полный курс реального училища), всеобщей и русской истории, географии (по так называемым немым картам), двум иностранным языкам — французскому и немецкому, вновь по верховой езде.
То есть отбор шел по уровню знаний самый пристрастный. Требовалась не просто высокая эрудиция, а глубина знаний. То есть поступающий должен был знать гораздо больше, чем он с прилежанием получал в военных училищах. Иначе от мечты стать генштабистом ему приходилось просто отказываться.
Серьезность экзаменов была столь высока, что тех, кто отваживался на такой поступок, в офицерской среде прозывали «безумцами». Тем более что в случае провала на экзаменах (а поступали далеко не все) человек нес немалый душевный урон. Поэтому случаи повторных попыток поступления были не частыми.
Но в итоге уровень слушателей Академии Генштаба неизменно оставался высок. То есть двухступенчатое экзаменационное сито себя, как считалось,
Сдав предварительные экзамены в штабе Варшавского военного округа, подпоручик Дроздовский 20 августа 1904 года убыл из столицы Царства Польского в столицу Российской империи. Он уже был наслышан, что при десятибалльной системе оценок проходными в академию являлись желанные при строгости экзаменаторов шесть баллов.
Будущий командующий белой Добровольческой армией генерал-лейтенант А. И. Деникин в мемуарах «Путь русского офицера» вспоминал о том, что приходилось выдерживать желающим получить академическое образование: «…Мытарства поступающих в академию начинались с проверочных экзаменов при окружных штабах. Просеивание… выражалось такими приблизительно цифрами: держало экзамен при округах 1500 офицеров; на экзамен в академию допускалось 400–500; поступало 140–150; на третий курс (последний) переходило 100; из них причислялось к Генеральному штабу 50 офицеров, то есть после отсеивания оставалось всего 3,3 процента Выдержав благополучно конкурсный экзамен, осенью 1895 года я поступил в академию..».
В воспоминаниях «50 лет в строю» известный военный писатель и дипломат граф А. А. Игнатьев, перешедший после Октября на службу в Красную армию, похоже, не забыл атмосферы вступительных экзаменов в Николаевскую академию Генерального штаба до последних своих дней:
«Из рассказов всех неудачников… можно было заключить, что не только сама академия, но даже вступительные в нее экзамены были чем-то вроде скачек по крайне пересеченной и полной сюрпризов местности… Явившись в начале августа в академию, я нашел ее коридоры запруженными офицерами всех родов войск: от лысеющих штабс-капитанов до таких же юных корнетов, как я сам..
Нам предписывалось явиться… для представления начальнику академии генералу Сухотину. Сухотин сразу обнаружил свой „демократизм“, поставив нас в шеренги по алфавиту, а не по полкам. Обходя ряды, он как бы умышленно не задал ни одного вопроса гвардейцам Они, впрочем, не в пример остальным держали себя непринужденно, так как провал на экзаменах не означал для них ни особого горя, ни тем паче позора.
Между тем для большинства результат экзаменов был вопросом жизни или медленного томительного умирания в глухих гарнизонах. Армейские офицеры подобострастно раскланивались при встрече с офицерами Генерального штаба, в которых видели будущих экзаменаторов. Так и чувствовалось, что их мысли то и дело переносятся в глухую провинцию, где с замиранием сердца ожидают результатов экзаменов их жены и дети. По установленному ранее порядку первым был экзамен по русскому языку. Требовалось получить не менее девяти баллов по 12-балльной системе; оценка складывалась из баллов, полученных за диктовку и сочинение. Экзамена по русскому языку особенно боялись, так как наперед знали, что он повлечет за собой отсев не менее 20 процентов кандидатов…
После отсева из-за русского языка нас разбили на группы по алфавиту, причем в последней группе кроме русских офицеров с фамилиями на „я“, „ш“, „щ“ числилось пять офицеров болгарской армии…
Больше среди других державших экзамены было артиллеристов, носивших бархатные воротники, что являлось уже само по себе признаком принадлежности к „ученому“ роду оружия. Многие из них подчеркивали свою образованность тем, что носили пенсне или очки — явление в армии редкое, и вообще держали себя с некоторым чувством превосходства над скромными пехотинцами и легкомысленными кавалеристами…