Генерал-фельдмаршал светлейший князь М. С. Воронцов
Шрифт:
Началом к возмущению послужило выступление 27 мая женщин Корабельной слободки, следовательно, для предотвращения событий 3 июня власти имели неделю времени. Социальный состав принявших участие в восстании был довольно пестрый: наряду с рабочими и низшими военными чинами по делу проходили представители высшего командного состава армии и флота, мещане, лица духовного звания. Всех участников насчитывалось 1580 человек [533] .
Ссылаясь на показания чиновников, находившихся при Севастопольском военном губернаторе Н.А. Столыпине [534] , комиссия подчеркивала, что контр-адмирал Скаловский «не способствовал надлежащим образом намерениям Столыпина к усмирению непокорных оружием, но Скаловский нисколько сего не подтверждает, напротив того, объясняет, что Столыпин никогда не имел намерения и не поручил ему действовать оружием» [535] .
533
Там же. Л. 12–13.
534
Н.А. Столыпин был родным братом Е.А. Арсеньевой, бабушки М.Ю. Лермонтова.
535
РГАДА, ф. 1261, оп. 1, ед. хр. 2384, л. 13.
Скаловский заявлял, что жители Корабельной слободки заверяли его, что не нарушат карантинных правил, о чем он довел до сведения Столыпина.
Комиссия пришла к выводу, что Столыпин не оценил должным образом опасности и не проявил твердости для предотвращения бунта. Поведение некоторых офицеров и нижних чинов способствовало действиям бунтующих. Некоторые из нижних армейских чинов были замечены в грабежах. Такое бездействие войск, по мнению членов комиссии, не давало свободу действий бунтующих, но склонило на их сторону тех, кто пребывал в нерешительности. В заключение следственная комиссия пришла к выводу, что бунт, с 3-го на 4-е число июня в Севастополе произшедший, в свое время был не прекращен, а «прекратился сам собой» [536] .
536
Там же. Л. 14.
Основным источником деятельности самого М.С. Воронцова в ликвидации последствий бунта 1830 г. в Севастополе служат его мемуары, опубликованные на французском языке (на русском языке данный источник не издавался) [537] . Согласно приказу императора, М.С. Воронцову было поручено командование всеми войсками, находящимися в городе и его окрестностях, и морским флотом; ему подчинялись все административные власти Севастополя.
Для ограничения распространения чумы М.С. Воронцов предписал адмиралу Грейгу, чтобы ни одно из судов флота вплоть до его приказа не покидало Севастопольского рейда. «Боясь, в свою очередь, заразы, адмирал Грейг поднял весь парус и ушел в море. Это страшно взволновало графа Михаила Семеновича, и он написал письмо Государю, прося чуть ли не о предании суду Грейга» [538] . Одним из состоявших при графе был чиновник особых поручений А.Я. Фабр, которому было поручено отправить послание Императору. «Фабр стал читать и, окончив, изорвал его в мелкие куски. Граф, пораженный подобной дерзостью и дрожа от гнева, спросил Фабра, как он смел решиться на подобный поступок?
537
Архив князя Воронцова. Кн. 37.
538
Из воспоминаний и рассказов // Русский архив. № 6. 1897. С. 289.
„Эта жалоба недостойна великой души вашей противу человека, которого ваше сиятельство так уважает“, — спокойно ответил Фабр. Несколько минут граф оставался безмолвным, затем протянул руку Фабру, сказал: „Благодарю Вас, я погорячился“. Другого письма, конечно, написано не было, а поступок Фабра еще более усилил то доверие, которым он у графа пользовался» [539] . Этот эпизод еще раз подтверждает умение М.С. Воронцова общаться с подчиненными. К тому же мы имеем свидетельство особых полномочий, имевшихся у генерал-губернатора, что выразилось в его реакции на действия адмирала Грейга, с которым Воронцова связывала многолетняя дружба. Но при всем этом он требует у Императора отдать под суд адмирала за то, что последний посмел нарушить его приказ.
539
Из воспоминаний и рассказов // Русский архив. № 6. 1897. С. 289.
Еще одним фактом, характеризующим административно-политическую деятельность генерал-губернатора, служит письмо М.С. Воронцова к А.И. Красовскому с указаниями по административной работе в связи с передачей ему временного управления губерниями Новороссийского края и Бессарабской областью, причем документ хранится в РГАДА с пометкой «секретно» [540] .
В нем, в частности, говорилось, что, передавая временно управление Новороссийской губернией и Бессарабской областью А.И. Красовскому, М.С. Воронцов просит обратить особое внимание на следующие вопросы: разобраться с доносами, поступившими из Бессарабии, выполнить распоряжения о карантине и состоянии порта.
540
РГАДА, ф. 1261, оп. 1, ед. хр. 2384.
М.С. Воронцов подчеркивал, что военные обстоятельства, эпидемия чумы, бунт в Севастополе «не дозволяли мне входить в подробное на месте удостоверение насчет внутренних распоряжений по некоторым управлениям, но Ваше Превосходительство по миновании обстоятельств, меня задерживающих, и по отличному усердию своему, конечно, не преминете войти в личное розыскание по двум упомянутым предметам, и тем окажете мне дружеское пособие по общему искоренению зла, если и оно где-либо существует» [541] . Таким образом, не только гражданская администрация, но и военное командование были обязаны в экстремальных ситуациях подчиняться распоряжениям генерал-губернатора, имевшего право и обязанность докладывать о своих проблемах во взаимоотношениях с различными ветвями гражданской и военной власти Императору.
541
РГАДА, ф. 1261, оп. 1, ед. хр. 2385, л. 1–2.
При этом генерал-губернатору принадлежало право оценки степени виновности и определения меры наказания, он вправе отдавать распоряжения не только чиновникам гражданских ведомств, но и высшим чинам, а о неповиновении своим приказам — лично докладывать Императору.
Ход расследования в очередной раз доказывает, что М.С. Воронцов являлся государственным деятелем, обладающим сильной волей, одновременно с этим он — талантливый администратор, умевший в критических ситуациях найти правильный подход к своим служащим и направить их деятельность для решения поставленных перед ними задач.
М.С. Воронцов обязан был не только выявить виновников бунта и наказать их, но и восстановить карантинные меры для уничтожения чумы в городе и воспрепятствовать распространению эпидемии в глубь империи. Он называл свою задачу неприятной и нелегкой, так как именно система карантинных мер восстановила все население города, в том числе матросов и других офицеров, против властей Севастополя. Это было связано с тем, что в пригородах находились многочисленные сады, огороды и небольшие торговые лавки жителей, причем в основном их владельцами были матросские семьи, материальному положению которых карантинные меры нанесли ощутимый убыток, нарушив сообщение с городом.
М.С. Воронцов подчеркивал, что начало «брожению» в городе было положено доблестными моряками, которые незадолго перед этим защитили морскую славу России в кампании 1828–1829 гг., причем их взгляды разделяли некоторые высшие офицеры, которые разрешали публичное обсуждение санитарных мер и поддерживали мнение «вопреки здравому смыслу, что чумы не существует и что эпидемия — выдумка врачей и карантинных чиновников».
Ситуация обострялась тем, что признаки чумы начали проявляться в различных частях города, к счастью, подобные вспышки были немногочисленны, иначе отсутствие карантинных мер и бездеятельность морских офицеров могли привести к непоправимым последствиям.
О своих действиях М.С. Воронцов сообщает следующее: «Моей первой заботой являлся объезд всего города, во время которого я не подвергся ни одному оскорблению где-либо, я заметил равнодушие морских жен и в то же время неуверенность и бессилие батальонной пехоты, о которой я говорил выше» [542] . Установив свою штаб-квартиру в северной части города, М.С. Воронцов, обладая большими полномочиями от Императора, встретился с несколькими представителями высшего морского офицерства, проявившими хладнокровие и волю во время бунта, и с генерал-лейтенантом Тимофеевым, заменившим убитого Столыпина. Затем М.С. Воронцов отправляет в Феодосию вице-адмирала Patiniotti с целью направления в Севастополь новых войсковых частей, так как, по словам М.С. Воронцова, он не мог положиться на части, расположенные в городе. Через четыре дня войска прибыли в город, укрепив тем самым позицию властей. М.С. Воронцов размещает часть прибывших войск в городе, а других оставляет в резерве и в то же время отправляет в казармы батальоны старого гарнизона, проявившего бездействие во время бунта. В тот же день он отдает распоряжение об аресте виновных в возмущении, особенно тех, кто замешан в гибели Столыпина и других убийствах этого страшного дня. Аресты производились по списку, доставленному предварительно М.С. Воронцову, без малейших затруднений, потому что прибыли новые войска, осознавшие всю важность своей миссии.
542
Архив князя Воронцова. Кн. 37. С. 92. (Пер. с фр).