Генерал Империи
Шрифт:
Часть 3. Кровь и вино
– Я думал, некромантия запрещена.
– Как и секс до свадьбы. Не забивай голову глупостями.
Глава 1
1916 год, 8 октября, Константинополь
Максим сидел на ступеньке внутри Святой Софии и пил вино. Один. В тишине. Специально велел всех выгнать.
Последние дни потребовали от него предельного напряжения сил – психических и физических. Вынужденная стрельба по минаретам и отдельные эпизоды штурма мечетей спровоцировали совершенно
Понятное дело, что нашему герою это не понравилось. Да – город можно было бы отдать на разграбление. В теории. Но себе и своим воинам. А не вот этим непонятным людям, которые повылазили непонятно откуда и начали тащить в разные стороны все, что плохо прикручено, приварено и приколочено. Еще и убивая да творя разнообразное насилие попутно. Человеку ведь немного надо, чтобы уронить маску цивилизованности и, перейдя в первобытное состояние, начать вести себя не лучше бешеной макаки.
Приходилось наводить порядок. Безжалостно. Потому что толпа – животина первобытная. Покажи ей слабость да нерешительность – и все, растерзает. С ней можно работать только с позиции силы и абсолютного, прямо-таки BDSM режима господства. Так что если поначалу мусульмане формировали очаги сопротивления русским войскам, то буквально через несколько дней перешли к их активной поддержки. Ибо поняли – иначе им конец.
Более того – потянулись вереницы обиженных и угнетенных, которые искали справедливости. Грабежи, захват недвижимости, изнасилования… этой грязи было столько, что у Максима просто голова шла кругом. Казалось бы – жили рядом столетиями. Все было терпимо. И тут – нате на лопате. Достаточно было повода, чтобы все это равновесие взорвалось бурной реакцией дрожжей в сортире по летнему зною.
Максим устал за эти дни больше, чем за всю предыдущую жизнь. Он уже людей видеть не хотел. Тошнило. Да, он насмотрелся на всякую дрянь во время своей службы «в жарких странах». Но там он занимал невысокую должность и наблюдал боль камерно, ограниченно, компактно. Более того – ничего подобного решать не мог и не должен был. Думали за него. А тут… ему уже хотелось просто сжечь к чертям город… убивая всех, кого он тут видит, не разбирая кто прав, кто виноват…
Легкий шорох. Едва различимый на слух.
Меншиков отхлебнул из горла хорошего красного сухого вина и лениво обернулся на звук. В полутьме стояла женская фигура, укутанная тканью.
Наш герой на несколько мгновений побледнел. Ему показалось, что его снова накрыли странные галлюцинации, как там – на поле боя. И что перед ним вновь показалась сама смерть или что-то иное, потустороннее. Но незнакомка, поняв, что ее заметили, шагнула вперед, выходя из полумрака. Черная ткань, расшитого золотом шелка. Дорогая, но обычная. Изящная кисть руки, нервно сжимающая тряпку. Отчетливый звук шарканья обуви о каменную плиту пола. Нет. В ней не было ничего потустороннего. Поэтому Меншиков отвернулся и вновь отхлебнул вина. Поставил бутылку на пол и подхватив из серебряной тарелки виноградину, закинул ее себе в рот. Женщина… это была всего лишь женщина…
Шорох возобновился. Очевидно она приближалась. Когда она подошла шагов на пятнадцать, Меншиков плавным движением извлек пистолет и навел на нее. Ее правая рука – она была скрыта в складках одежды и явно что-то удерживала. Что-то, чего показывать совсем не хотела. Это с городом управляться ему было сложно, а тут… все было просто… все было понятно и привычно.
Незнакомка
– Брось. – Коротко произнес Максим на турецком. Несколько слов из оперативного разговорника он уже выучил.
Несколько секунд спустя на пол со звоном упало что-то металлическое и показалась правая рука. Пустая.
Приглядевшись, он увидел кинжал. Кинжал… На что она рассчитывала? Глупо…
– Сними… – произнес он еще одно слово на турецком из немногочисленного своего словаря.
Чуть поколебавшись незнакомка скинула с себя укрывавшие ее тряпки этого импровизированного балахона. Оставшись в обычной, повседневной, но довольно дорогой одежде. Невысокая. Стройная. Изящная. Большие черные глаза горели от избытка каких-то чувств. Не то страсти, не то ярости. Толстая коса лоснилась и чуть поблескивала в отблеске свечей. А упругая средних размеров грудь рвано вздымалась и опускалась, выдавая нервное напряжение. Незнакомка безвольно опустила руки, пальцы на которых чуть потряхивало. Она явно хотела сорваться и что-то сделать, но… ствол пистолета, наведенный ей в лоб, видимо останавливал ее от глупых поступков.
– Убийца! – Наконец прошипела она по-турецки и гордо вздернула подбородок, что только подчеркнуло ее красоту. Такую дикую. Такую природную. Энергия, гибкость, страсть. Она была словно юная пантера. Она шла его убивать, но… страха он не ощутил, как и раздражения. Много кто в этом городе должен был желать ему смерти. Кровь лилась рекой.
Пробежавшись взглядом по ее телу Меншиков вновь произнес:
– Сними…
Но, в этот раз она не подчинилась. Осталась стоять неподвижно.
– Сними…
Ему было интересно, что под одеждой. Такая красивая. Но незнакомка вместо того, чтобы подчиниться присела и попыталась поднять верхнюю одежду. Максим выстрелил. Не в нее. Нет. Просто рядом.
Почти тут же распахнулись двери в помещение вбежало несколько солдат.
– Все нормально. – Остановил их Меншиков.
– Максим Иванович, кто это?
– Самому любопытно. Красивая какая. – Произнес наш герой, подходя.
В этот момент она «уронила» свои тряпки и попыталась нанести удар кинжалом, который она тоже подобрала с пола. Как ей казалось, незаметно. Но Меншиков это заметил и был готов. Тряпки полетели вниз, а кинжал – вверх, норовя вспороть живот и добраться до сердца снизу, под ребрами. Опасный удар, но неопытный. Да и готовился Максим к чему-то подобному, поэтому легко отшатнувшись, пропустил руку, перехватил и грубо выкрутил, заламывая за спину. Незнакомка вскрикнула и уронила кинжал.
Несколькими мгновениями спустя Максим прижал ее к себе спиной. Вдохнул аромат волос и самым беззастенчивым образом сжал ее очень приятную на ощупь грудь. Эта особа дернулась, вырываясь и что было сил топнула ногой, норовя попасть по носку сапога Меншикова. Промахнулась. И тут же, без раскачки, попыталась укусить его за ладонь, которой он сжимал ей грудь. И, что примечательно, вцепилась, проявив чудеса гибкости. Но ненадолго. Максим чуть надавил на взятую в захват руку и девица, взвыв от боли, прекратила кусаться и как-то обмякла что ли. Боль не тетка – мало кому приятно.
– Допросить эту проказницу, – толкнув ее по направлению к солдатам, произнес Максим. Девица и тут сориентировалась. Она должна была бы упасть, но не упала. Оглянулась и потирая освобожденную от захвата руку зашипела что-то на турецком, сверкая совершенно безумными глазами.
– Эх… если бы не был женат – женился бы. Определенно женился. – Добродушно произнес Меншиков. – Будьте с ней по нежнее. Дикая. Товарный вид не надо портить. Вряд ли такая девица от хорошей жизни решилась на самоубийство. Как допросите и все разузнаете – дайте знать. Хочу пообщаться с ней. И глядите чтобы руки на себя не наложила. Эта – может.