Генерал Империи
Шрифт:
Идти через Дворцовую площадь он не решился. Стреляли. Да и не требовалось это – он сразу вышел к набережной, где его ждал непримечательный паровой катер. Самый что ни на есть обычный. С верными людьми, которым он в свое время немало помог. Спустился на борт и катер сразу дал ход, отваливаясь от импровизированного деревянного причала у набережной, так как стоял уже под парами.
За спиной, на Дворцовой площади, захлебываясь стреляли пулеметы, которых пытались перекричать винтовки своей беспорядочной трескотней. Еще раз ударила пушка. Винтовочная стрельба усиливалась. К ней присоединились
Катер же уходил, правя на стрелку Васильевского острова и далее в Малую Неву. Подальше от обреченного дворца. Подальше от верной смерти…
Катер выбрался из Малой Невы и крадучись вдоль берега Маркизовой лужи пробрался к Лахтинскому разливу. Вошел в него. И причалил к небольшим деревянным мосткам возле одной из хозяйств.
Керенский удивительно ловко выскочил из катера и направился, не оглядываясь, к зданию. Катер же, отвалил, и ушел из разлива, чтобы не отсвечивать.
Здесь жил человек Александра Федоровича. Достаточно совестливый и честный, чтобы предать. Поняв, что ни морячки, ни армейцы его не выпустят по-хорошему, Керенский стал искать людей из простых и помогать им, наблюдая за их поведением. А потом, через проверенных, готовить пути отхода.
Вот и Афанасий Никитич, семья которого голодала, после его увольнения с завода по увечью, был ему благодарен «по гроб жизни». Ведь Керенский и с жильем разрешил проблему, подарив сельский участок с домом семье, которую выселили из заводского общежития. И с деньгами поддержал, наняв Афанасия на непыльную работенку, позволив семье с тремя малыми детьми не бедствовать. В общем – эта семья была всецело его.
– Александр Федорович, – участливо поинтересовался Афанасий Никитич, увидев Керенского с удивительно бледным лицом. – Доброго дня. Случилось что?
– Бричка и лошадь на месте?
– А как же? Все в наилучшем виде. Орлик ваш сыт и ухожен. А бричка, как вы и велели – поставлена на новые легкие колеса и смазана.
– Хорошо, – кивнул Керенский. – Закладывай. Вещи мои, где я и оставлял?
– Так. Все на месте. В комнату ту, как вы и наказывали – никто не ходил даже пыль протереть да паутину смахнуть.
Керенский кивнул и молча направился в дом. Прошел в обозначенную комнату и провозился там с полчаса. В любой момент за ним могли послать погоню. Поэтому требовалось спешить.
В комнате находился сменный комплект одежды, нетипичного для Керенского фасона. Парик. Накладные усы с бородой. Оружие. И набор принадлежностей, что может пригодится в дороге.
Переоделся. Преобразился. Положил в карман 9-мм пистолет Люгера. В кофр, сверху на деньги, второй. А маленький Браунинг запихнул во внутренний карман жилетки. С тем и вышел во дворе, где уже собралась вся семья Афанасия
– Ох ты ж Господи Боже мой! – Перекрестился бывший рабочий, не узнав седого мужчину, что вышел из их дома. Попытался встать, но прозвучал выстрел. Керенский выхватил из кармана Люгер и шагов с десяти всадил пулю в своего человека. Потом, немедля, переключился на его супругу с детьми. Четверти минуты не прошло, как магазин опустел, а на земле лежало пять тел. Причем супруга была еще жива. Он неудачно попал, не наповал. Дети-малютки. Им много не потребовалось, а она что-то хрипела и пыталась ползти, цепляясь в землю пальцами.
Перезаряжать пистолет и тратить драгоценные патроны Керенскому не хотелось. Видно было, что не жилец. Однако рисковать не хотелось – вдруг выкарабкается и разболтает? Поэтому он прошел в сарай, взял там вилы и вернувшись, несколько раз всадил их в женщину, метя в грудную клетку.
Наконец она затихла. И он, успокоив испуганную лошадь, отвязал ее, сел в бричку и покатил в Финляндию. Он намеревался добраться до Гельсингфорса, откуда шведским пароходом уйти куда угодно. Главное – подальше от России.
Трупы, конечно, найдут. Но те уже не передадут его описания преследователям. А значит и искать седеющего, бородатого и усатого старика никто не будет. Главное – продержаться эти несколько дней и сев на пароход, выйти за пределы территориальных вод России… Главное – выжить. И, судя по всему, у него все получалось… грязно и некрасиво, но так и что? Лучше так, но выжить, чем честно и благородно, но сдохнуть…
И в этом приподнятом настроении, насвистывая незатейливый мотивчик он подъехал к Сестрорецку. Осторожно обогнул его по лесной дорожке и… в нескольких верстах севернее наткнулся на подвижную заставу морячков.
Николай Оттович фон Эссен не давал никому сидеть без дела. Корабли ходили, береговые службы – потели, обеспечивая эту высокую активность. Из-за чего революционных настроений и особенно заметного разложения на Балтийском флоте в этой реальности не наблюдалось. Все ведь делом были занятый, не до того им было.
Одной из затей адмирала стало регулярное патрулирование дорог у важных прибрежных объектов. Тут и занятие для людей, и порядок, дабы всякого рода разбойнички не озоровали. Вот на такой патруль Керенский наткнулся. А эти матросики – не те бедолаги, которых он перестрелял недавно. У этих и оружие есть, и они им пользоваться умеют. Да и вид у ребят был вполне суровый.
Он остановил свою бричку и замер в растерянности.
Патруль, ехавший на двух телегах это сразу насторожило. Люди схватились за оружие и напряглись. И Керенский психанул. Вот так один на один с морячками Балтийского флота он не был готов общаться. Тем более в глухом лесу. Тем более, выдав себя и вызвав подозрение этим глупым образом. Поэтому, схватил кофр с деньгами и выпрыгнув из брички он побежал, пытаясь скрыться в лесу.
Раздались крики. Выстрелы.
Но он продолжал бежать, стараясь выжать из себя максимум. Не думая ни о чем.