Генерал из трясины
Шрифт:
Это уже не тот человек, что, отвечая на вопрос Ульриха, несколько часов назад сказал: «Даже в 1943 году немцы не разрешали нам писать русских слов в этих листовках». Этот человек и словто русских не знает, а скрипит и скрежещет, как плохо смазанная машина.
И вот только тогда и задает В.В. Ульрих свой главный вопрос А.А. Власову.
Ульрих. Подсудимый Власов, а теперь в общих чертах расскажите суду, в чем вы конкретно признаете себя виновным?
Власов. Я признаю себя виновным в том, что, находясь в трудных условиях, смалодушничал, сдался в плен немцам, клеветал на советское командование, подписал листовку, содержавшую призыв к свержению Советов, за мир с немцами, договорился с немцами о создании комитета. Моим именем делалось все, и лишь с 1944 года я, до известной степени, чувствовал себя в той роли, которая мне приписана, и с этого времени и успел сформировать все охвостье, всех подонков, свел их в комитет, редактировал гнуснейший документ, формировал армию для борьбы с Советским государством, я сражался с Красной армией. Безусловно, я вел самую активную борьбу с Советской властью и несу за это полную ответственность. Мне было в последнее время ясно, что Германия погибла, но я не решался идти к Советам. Правда, я не имел связи с Англией и Америкой, но я надеялся на поддержку с их стороны в части создания мне условий для продолжения антисоветской деятельности.
Не бесцельно я оставлял Благовещенского и других, на которых я мог положиться в части продолжения борьбы с Советской властью. Именно мне принадлежит основная роль формирования охвостья в борьбе с Советской властью разными способами. Вообще все проводилось от моего имени, и я за это отвечаю. Если бы немцы сразу же, как я перешел к ним, разрешили мне действовать против Советов, то, безусловно, я был бы активным борцом.
Отметим еще один поворотный момент.
По стенограмме получается, что именно с этого момента Власов начинает именовать своих сподвижников «подонками», «охвостьем».
Вспомним, как разговаривали между собою подсудимые до демонстрации фильма.
Председательствующий. Подсудимый Власов, участвовали ли в выпуске школы разведчиков? Почему отрицали это?
Власов. Я не отрицаю, меня просто не поняли. На выпуске школы разведчиков я участвовал, держал антисоветскую речь, но спецзаданий перед разведчиками не ставил.
Председательствующий. Подсудимый Мальцев, напомните Власову ваши показания на очной ставке.
Мальцев. Это было в середине мая. Ко мне заехали Власов и Жиленков и пригласили меня поехать в школу на выпуск разведчиков. Показания мои на этот счет являются правильными, и я их подтверждаю и заявляю, что Власов выступал перед выпускниками и в своей речи преподал конкретное задание.
Власов. Показания Мальцева я подтверждаю.
А вот пикировка Андрея Андреевича Власова с Георгием Николаевичем Жиленковым, о которой мы уже упоминали.
Власов. Подсудимый Жиленков не совсем точно рассказал суду о своей роли в его связях с СС. В частности, он показал суду, что лишь по моему указанию он связался с представителем СС. Это не совсем так. Жиленков первый имел связь с представителями СС, и именно благодаря его роли я был принят Гиммлером. До этого Гиммлер никогда меня не принимал.
Жиленков. Я не отрицаю показаний Власова, но хочу сказать, что только после моей поездки в район Львова и установления связи с представителем Гиммлера д’Алькеном при посредстве последнего нам удалось организовать встречу Власова с Гиммлером. Мне было известно, что Гиммлер называл Власова перебежавшей свиньей и дураком. На мою долю выпала роль доказать д’Алькену, что Власов не свинья и не дурак. Так, при моем участии была организована встреча Власова с Гиммлером.
А вот диалог Власова с Дмитрием Ефимовичем Закутным.
Власов. Я хотел бы внести некоторые поправки в показания Закутного. Он показал, что по указаниям Минаева вступил в Комитет с целью контролирования его работы. Между тем он ничего не сказал о том, что именно он завербовал в Комитет до 60 процентов членов этого Комитета, и, в частности, из состава интеллигенции, которой я лично не располагал.
Закутный. Я не отрицаю показаний Власова.
Да, мы видим по этим цитатам из стенограммы процесса, что велико было напряжение, в котором находились подсудимые. Но вместе с тем они ведут себя вполне корректно. Не срываются на оскорбления друг друга.
И вдруг сразу: подонки, охвостье.
Чем был вызван этот слом, произошедший в тот промежуток времени, которое обозначено в стенограмме как демонстрация фильмов, объяснить невозможно.
Хотя мистическое объяснение, конечно, найти нетрудно.
Весь процесс строился как воспоминание Власова себя прежнего. Ему как бы показывали его, а он смотрел на себя и узнавал или не узнавал.
Да. Это он. И это тоже он. Да, проявил малодушие. Да, запутался.
По дорогам войны, по тюремным коридорам блуждала душа генерала Власова и пыталась найти дорогу.
Самому Власову эта дорога уже была найдена и определена.
Дорога к виселице, которую — в судебном зале слышно было, как стучат топоры! — уже налаживали для него в тюремном дворе.
Глава шестая
Процесс шел к концу. После перерыва, который задержался на двадцать минут, в 18 часов 20 минут В.В. Ульрих зачитал определение суда об отклонении ходатайств Благовещенского, заявленных в начале судебного заседания.
— Судебное следствие по делу окончено, — объявил он. — Каждому из подсудимых предоставляется последнее слово.
Первым встал Власов.
— Содеянные мной преступления велики, и ожидаю за них суровую кару, — сказал он. — Первое грехопадение — сдача в плен. Но я не только полностью раскаялся, правда, поздно, но на суде и следствии старался как можно яснее выявить всю шайку. Ожидаю жесточайшую кару.
— Хочу продолжить, на чем остановился в показаниях, — заявил Малышкин. — Я оказался в числе злейших врагов Советской власти. Во мне не оказалось должной твердости, настоящего нутра, преданности тому делу, которому я раньше служил. Сейчас не могу объяснить, что сыграло решающую роль в преступлении, которому нет имени. Я пошел против общественного и государственного советского строя. Я дал все показания, я ничего не скрыл, я все изложил. Умирать, конечно, неохота.
Но после всего, что мной сделано, как смотреть в глаза людям? Жду сурового приговора.
Столь же немногословны и суровы к себе были Трухин, Благовещенский, Мальцев.
Трухин. Я изложил всю гадость, мерзость, гнусность моего падения, начиная с 1941 года. Нет имени преступлениям, которые я совершил. Я сознался во всем. Я сделал бесконечно много гадостей и поэтому жду и готов вынести любой приговор.
Благовещенский. Я признаю себя виновным в изменнической деятельности и готов принять любое наказание.