Генерал из трясины
Шрифт:
Эти силы в настоящее время не используются.
Исходя из вышеизложенного, мы передаем на ваше рассмотрение следующее предложение:
— создать центр формирования русской армии и приступить к ее созданию;
— независимо от своих военных качеств эта русская армия придаст оппозиционному движению характер законности и одним ударом устранит ряд сомнений и колебаний, существующих в оккупированных и неоккупированных областях и тормозящих дело создания нового порядка;
— это мероприятие легализует выступление против России и устранит мысль о предательстве, тяготящую
В записке, как мы видим, были сформулированы здравые и чрезвычайно полезные для Германии соображения, и если бы Хильгер не был знаком с сущностью нацистской политики на восточных территориях, возможно, его бы заинтересовали мысли Власова.
Но Густав Хильгер о подлинных задачах войны с Россией знал, и меморандум не понравился ему.
Тем более что Хильгер считал войну с Россией уже выигранной.
Победа, по мнению Хильгера, была одержана, и вдаваться в раздумья над предложениями генералов-«унтерменшей» он не посчитал нужным. Да и не входило в его компетенцию заниматься анализом предложений этих «человекообразных», у которых не хватает ума даже понять, что требуется от них…
«Я ясно сказал советским офицерам, что не разделяю их убеждений. Россия в течение ста лет являлась постоянной угрозой Германии, вне зависимости от того, было ли это при царском или при большевистском режимах. Германия вовсе не заинтересована в возрождении русского государства на великорусской базе [51] ».
Густав Хильгер уехал из Винницы в чрезвычайном раздражении, так и не добившись от Власова его прямого согласия войти в марионеточное правительство.
51
Точь-в-точь, как наши нынешние борцы с «русским фашизмом».
Но вывернуться Власову все же не удалось. Штрик-Штрикфельдт использовал тревогу Власова, чтобы окончательно дожать его.
— Генерал! — сказал он. — Чтобы нейтрализовать докладную записку, которую подал господин советник, необходимо ваше обращение! Ваше обращение нужно нам, чтобы доказать политикам, что офицеры и солдаты Красной армии готовы слушать вас и следовать за вами, как за русским и патриотом. Когда они это поймут, мы приблизимся к нашей цели. А до тех пор, дорогой Андрей Андреевич, нам не остается ничего иного, как идти тернистым путем борьбы против Сталина и против.
— Против этих слепых идиотов вокруг Гитлера! — перебил его Власов.
— Совершенно верно! — Штрик-Штрикфельдт облегченно вздохнул. Наконец-то было сказано то, что ему нужно было сказать, и что он не решался сказать.
Власов внимательно посмотрел на него и усмехнулся.
— Все-таки это удивительно, — сказал он. — Здесь все совершенно иначе, чем в Москве! Вы берете на себя ответственность и действуете по вашей совести. Такое у нас немыслимо. Малейший намек диктатора — и все падают ниц!
Штрик-Штрикфельдт так и не понял, то ли Власов восхищается им, то ли издевается.
— Так
И для Власова, и для Штрик-Штрикфельдта это было заключением союза.
Как мы уже говорили, наряду с другими офицерами вермахта, Штрик-Штрикфельдт и в самом деле тогда еще верил, что Гитлер прислушается к голосу разума и германский генералитет сумеет добиться правильного политического решения.
Он сказал об этом Власову, но просил (во всяком случае, в своей книге — о, эта прибалтийская порядочность!) никогда не упрекать его, если его ожидания не оправдаются.
Пока же, сказал он, нужна политика «малых шагов».
Власов, хотя он и сомневался, можно ли политикой «малых шагов» дойти до намеченной цели, согласился с ним.
— Ведь путь туда — не близок, — говорил Андрей Андреевич. — А в борьбе против тирании судья один
— успех. Он выносит свой приговор, присуждая победителю звание героя, а побежденному — клеймо изменника.
— Не знаю, доживем ли мы до политического успеха, — возвращая генерала на грешную землю, ответил Штрик-Штрикфельдт. — Но разве только политика определяет наши действия? Если наши планы будут поддержаны хотя бы наполовину, все равно сразу улучшится жизнь русских военнопленных, многие из которых еще и сегодня умирают голодной смертью.
— Вы правы. Ради одной этой задачи оправдана наша политика, — согласился Власов.
Забегая вперед, скажем, что, как полагают некоторые исследователи, эту задачу Власову отчасти удалось решить.
«Давая свое согласие научастие в „Русском Комитете“, — пишет Б.И. Николаевский в работе „Пораженческое движение и ген. Власов“, — группа Власова в качестве обязательного предварительного условия поставила немедленное же облегчение участи пленных. Смертность в лагерях резко понизилась, и, начиная с 1943 года лица, попавшие в плен, имели шансы остаться в живых. Раньше у них таких шансов не было» [52] .
10 сентября 1942 года Власов подписал свою первую листовку, составленную с помощью сотрудников Отдела пропаганды.
52
Нет нужды рассказывать, каким ужасающим было положение русских военнопленных в немецких концлагерях. Считается, что зимой 1941/42 года их умерло от 80 до 90 процентов.
«Где же выход из тупика, в который сталинская клика завела нашу страну? — задавал он риторический вопрос и сам же и отвечал на него: — Есть только один выход… Другого история не дает. Кто любит свою родину, кто хочет счастья для своего народа — тот должен всеми силами и всеми средствами включиться в дело свержения ненавистного сталинского режима, тот должен способствовать созданию нового антисталинского правительства, тот должен бороться за окончание преступной войны, ведущейся в интересах Англии и Америки, за честный мир с Германией».