Генерал из трясины
Шрифт:
В его группе и служил Штрик-Штрикфельдт, ему и поручил фон Ренне поработать с Андреем Андреевичем Власовым.
Мы не можем утверждать, что фон Ренне уже тогда вынашивал мысль использовать Власова в качестве аргумента в споре с безумными идеями провозглашенной вождями Рейха ост-политики.
Тем не менее на уровне экспериментов идея эта прошла проверку. И проведен этот эксперимент был на Андрее Андреевиче Власове. Закончился он совсем не так, как желательно было политуправлению Красной армии, но и не так, как рассчитывали офицеры из Отдела пропаганды вермахта.
Забегая вперед,
Уже в августе 1942 года его перевели в Берлин в ОКВ [49] .
Генерал Рейнхард Гелен, руководитель FHO [50] , сообщил Штрик-Штрикфельдту, что ему понравилась «Записка» и он забирает генерала Власова, так как только ОКВ может санкционировать обращения к русским. Вместе с Власовым прикомандировывается в Отдел пропаганды при ОКВ и сам капитан.
49
Oberkommando der Wehrmacht — Верховное командование Вооруженных сил Германии.
50
Fremde Heere Ost — Отдел Генерального штаба Иноземных войск Востока.
Но это впереди, а пока расскажем, как все-таки проходила сама вербовка.
В первый раз Вильфрид Карлович, как он пишет в своей книге «Против Сталина и Гитлера», увидел генерала в колонне пленных.
«Власов был 1,96 метра ростом. Его поставили во главе колонны, и многие, должно быть, узнавали его. Это, вероятно, сделано было не случайно: мелкие душонки хотели его унизить».
В этом описании самое ценное то, что мы видим, как смотрел Вильфрид Карлович на своего будущего подопечного. Он словно бы преднамеренно накачивал себя сочувствием к нему.
«Власов произвел на меня положительное впечатление и своей скромностью и в тоже время сознанием собственного достоинства, своим умом, спокойствием и сдержанностью, а особенно той трудно определимой чертой характера, в которой чувствовалась скрытая сила его личности. Это впечатление еще усиливалось всей его внешностью: бросающимся в глаза ростом худого широкоплечего мужчины, внимательным взглядом через толстые стекла очков, звучным басом, которым он, не спеша, четко излагал свои мысли. Иногда в его словах проскальзывали нотки легкого юмора».
Нетрудно предположить, что и Власов оценил такт немцев, приславших к нему человека, который в прошлом был не только подданным Российской империи, но и офицером русской Императорской армии.
Обстоятельство, вроде бы и не имеющее никакого значения, но тем ни менее превращающее вербовку пленного генерала офицером-разведчиком как бы в переговоры офицера нынешней русской армии с офицером прежней русской армии.
Власов сделал ответный реверанс, поведав Штрик-Штрикфельдту, что один немец сыровар, их сосед, якобы дал его отцу взаймы довольно крупную сумму денег, чтобы он, Андрей Власов, мог учиться.
Похоже, что историю эту Власов тут же и придумал.
Протоиерею
Но Штрик-Штрикфельдт ничего не знал о поразительной способности «генерала из трясины» приспосабливать свою биографию к собеседнику, и «немца сыровара» принял за чистую монету, и умилился всем своим большим и добрым немецким сердцем.
«В этот мой первый визит у Власова, — пишет он, — мы говорили обо всем, только не о военных делах. Наш разговор о большой нужде, в которой живут простые русские люди поту ипо эту сторону фронта, казалось, сразу сблизил нас».
Столь же задушевными были и последующие беседы Андрея Андреевича Власова с Вильфридом Карловичем.
Власов расспрашивал о германских целях войны.
На откровенность бывшего советского генерала бывший офицер русской Императорской армии также отвечал откровенностью, хотя, конечно, как оговаривается он, присяга ставила ему определенные границы.
После этих реверансов Штрик-Штрикфельдт перешел к делу…
«Вскоре я поставил Власову решающий вопрос, не является ли борьба против Сталина делом не одних только немцев, но также, и в гораздо большей степени, делом русских и других народов Советского Союза?»
Власов задумался.
«В такие минуты генерал выглядел, как старый мудрый китаец. Умные и неподвижные черты лица его не выдавали его чувств».
Вздохнув, Власов начал рассказывать о своих трясинных мыслях.
Он говорил, что в Советском Союзе не только народные массы, но и многие военные, даже некоторые ответственные работники настроены против Сталина. Однако террор в России подавляет любую попытку организованного сопротивления.
Вильфрид Карлович кивал, слушая Власова. Он не замечал, как затягивают его мысли генерала.
И тут Власов неожиданно сказал, что уже говорил с офицерами в лагере…
— И что же?
— Большинство из них борьбу со Сталиным считают своим патриотическим долгом. Другое дело, на чьей стороне.
— Как это, на чьей?! — удивился Штрик-Штрикфельдт. — Разве существует выбор? Кто еще борется сейчас со Сталиным?
— Выбора нет. — вздохнув, согласился Власов. Заложив руки за спину, он остановился у окна. — Англичане уже подвели нас однажды. Американцы заключили договор со Сталиным, но ведь и немцы, кажется, не нуждаются в нас. Как вы представляете себе участие русских в борьбе против Сталина?
Штрик-Штрикфельдт сказал, что он по-прежнему верит в освободительную войну, в освобождение России от большевизма.
— И это несмотря на то, что вожди национал-социалистов одержимы высокомерием, а потому слепы и не склонны разработать разумную политическую концепцию. Но я не один, Андрей Андреевич. Позиция германского офицерского корпуса не такая, как у национал-социалистов.
Власов согласился с этим, сказав, что он и сам это заметил, беседуя с генералом Линдеманом и офицерами его штаба.