Генерал Кравченко
Шрифт:
«Закончив рекогносцировку местности, мы приступили к тренировочным полетам, — вспоминает Борис Смирнов. — С утра до вечера над аэродромами стоял гул моторов. Мы старались приблизить учебные бои к тем настоящим, которые могут вспыхнуть над Халхин-Голом. Молодые летчики один за другим сходились с нами в поединках, и с каждым днем эта фронтовая учеба приносила все лучшие результаты. Мы уже начинали чувствовать на себе, как крепнет воля к победе у наших подопечных. Иногда молодые летчики так наседали на нас, что нам самим приходилось полностью выкладываться, чтобы парализовать их стремительный натиск.
Среди опытных летчиков особенно неутомимыми учителями стали Григорий Кравченко, Иван Лакеев, Александр Николаев, Николай Викторов, Павел Коробков.
Лакеев, заметив тех, кто чаще других делает посадку для краткого отдыха, шутливо подстегивал: «Сокращай перекур, братцы-ленинградцы, репетируй, репетируй!»
Мы еще ни разу не летали на боевое задание, а наша одежда стала похожа на дубленую
7
Б. Смирнов. Из Мадрида в Монголию. — «Знамя», 1969, № 8, с. 128—129.
Много раз летчикам, не имеющим опыта, довелось слушать рассказы Григория Кравченко и Александра Николаева о воздушных боях против японских захватчиков в Китае, а Ивана Лакеева и Сергея Грицевца о схватках с фашистами в небе Испании.
Рассказы боевых командиров строились в сущности на весьма простых, обыденных понятиях: осмотрительность, высота, скорость, маневренность, выдержка, боевое товарищество.
— Кто не умеет видеть в воздухе, тот не истребитель, а летающая мишень, — часто говорил Герой Советского Союза Н. С. Герасимов.
Григорий Кравченко однажды предложил искуснейшему пилоту старшему лейтенанту Виктору Рахову провести с ним показательный бой. Летчики поднялись, разлетелись в разные стороны, сделали развороты и понеслись друг на друга, словно рыцари на турнире. С каждой секундой расстояние между машинами сокращалось. И в самое последнее мгновение истребители одновременно полезли ввысь. Затем они кружились, стараясь зайти в хвост друг к другу. Наконец сделали посадку. Кравченко, вытирая пот, резко сказал:
— Тебе что, жизнь надоела, Виктор?
— А ты что не отвернул? — улыбаясь, ответил другу Рахов.
— Вот дьявол, ну и характер у тебя… Надо соображать, что к чему, учебный же бой-то.
Тренировка и обучение продолжались около двух недель. Молодые летчики были подготовлены к предстоящим боям.
Маршал Г. К. Жуков, касаясь в своих воспоминаниях событий на Халхин-Голе, писал:
«Летчики — Герои Советского Союза — провели у нас большую учебно-воспитательную работу и передали свой боевой опыт молодым летчикам, прибывшим на пополнение…
…Часто я вспоминаю с солдатской благодарностью замечательных летчиков С. И. Грицевца, Г. П. Кравченко, В. М. Забалуева, С. П. Денисова, В. Г. Рахова и многих, многих других» [8] .
8
Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления, т. 1. М., АПН, 1974, с. 166—167.
Видимо, японцы знали о прибытии в Монголию опытных в боях советских летчиков и не рисковали появляться в небе МНР.
Всю первую половину июня они стягивали на близлежащие аэродромы самолеты и лучших летчиков, чтобы потом одним мощным ударом добиться господства в небе.
Около 20 июня большое оживление царило на аэродроме Дархан-Ула. Прибывшее сюда японское авиационное начальство, собрав летчиков, заявило, что им самой судьбой предназначено теперь разгромить в Монголии советскую авиацию и проложить для японской империи путь к сибирским землям.
22 июня командующий японской авиацией в районе Халхин-Гола генерал-лейтенант Морига отдал приказ: для того, чтобы одним ударом покончить с главными воздушными силами Внешней Монголии, которые ведут себя вызывающе, приказываю внезапным нападением всеми силами уничтожить самолеты противника на аэродромах.
День выдался жаркий. Летчики, отлетав, отдыхали в тени самолетов, многие толпились возле бочки с водой, разговаривали, курили. Вдруг запищал зуммер телефона.
Трубку взял Николай Викторов и лениво пробасил: «Ленинград слушает». И вдруг, прикрыв ладонью ухо, несколько раз проговорил: «Есть!» Потом его точно подбросило:
— Давай ракету, наших бьют!
Вот как описал позднее этот бой Герой Советского Союза генерал-майор Борис Смирнов:
«Мы летели курсом на озеро Буир-Нур. Над пунктом Монголрыба творилось что-то невероятное: не меньше сотни самолетов сплелись в один клубок, опоясанные пулеметными трассами. И даже было трудно понять в этой тесноте, на чьей стороне перевес в бою.
Наши авиационные подразделения, располагавшиеся на ближайших к границе аэродромах, сражались уже минут пятнадцать. Их боевым ядром были летчики из московской группы.
Японцы все наращивали силы. В воздухе становилось все больше и больше самолетов.
Самураи охотно принимали бой на ближних дистанциях, их это устраивало, японские самолеты обладали хорошей маневренностью, а летчики — отличной техникой пилотирования.
Возникали моменты, когда плотность боя становилась предельно возможной. В такие минуты возникала двойная опасность: атаки производились почти в упор и не исключалась возможность
Действительно, один из японских летчиков, метнувшись в сторону от атаки советского летчика, чуть было не врезался в другую машину. В самой гуще боя чей-то летчик беспомощно повис на лямках под куполом парашюта, потом вслед за ним еще трое. Сбитые самолеты падали, разваливаясь на куски, волоча за собой траурные шлейфы дыма, заставляя на своем последнем пути расступаться всех остальных. Внизу на земле кострами догорали обломки. Казалось, этому воздушному побоищу не будет конца. Но вот наступил момент, когда и у тех и у других стало кончаться и горючее и боеприпасы. И армада дерущихся начала таять.
В воздухе остались только мелкие боевые подразделения и одиночные самолеты, которые успели побывать на своих базах, заправиться горючим и вернуться к месту боя.
На свою базу советские летчики с аэродрома «Ленинград» возвращались все вместе в компактном строю, даже молодые, впервые обстрелянные, не потеряли ведущих.
До аэродрома дотянули на последних каплях горючего, некоторые самолеты не дорулили до стоянок» [9] .
9
Б. Смирнов. Из Мадрида на Халхин-Гол. — «Знамя», 1969, № 8.
У бочки с водой стихийно возник разбор только что проведенного воздушного боя.
Григорий Кравченко в этом бою участвовал в боевых порядках 22-го ИАП вместе с группой инструкторов. И он открыл счет сбитым самолетам. Уничтожили по самолету Сергей Грицевец, Николай Герасимов, Леонид Орлов, Виктор Рахов, Николай Викторов.
Вечером летчики встретились в штабе авиации. Комкор Смушкевич собрал их, чтобы обменяться мнениями о первом крупном воздушном бое.
В юрте на кошме летчики сидели, поджав ноги, тесно прижавшись друг к другу. Кравченко оглянулся. У многих на груди ордена. «Сколько боев за плечами у каждого!» — подумал он.
И действительно, собрались знаменитые истребители, Герои Советского Союза Денисов, Грицевец, Лакеев, Герасимов, Гусев, Коробков и бомбардировщики Душкин, Шевченко, Зверев. Были тут многие ведущие летчики, участники боя Забалуев, Смирнов, Рахов, Викторов, Орлов и другие.
Смушкевич хотел послушать каждого, но пришлось ограничиться пятью-шестью выступлениями. Однако и они позволили сделать многие выводы.
Общее мнение сводилось к тому, что предстоящие бои будут еще более ожесточенными. Легкой победы ожидать нельзя. По разведданным переброшенные сюда японские авиационные соединения подобраны специально. Воздушный бой подтвердил это. Штаб Квантунской армии позаботился о том, чтобы группа войск генерала Камацубара была укомплектована лучшей авиационной техникой и летным составом, уже имевшим боевой опыт в операциях по захвату Китая. Смушкевич говорил тихо, спокойно, ровно. Всем он дал задания. Потом, взглянув на часы, забеспокоился и велел отдыхать.
Однако после совещания никто не торопился уезжать.
«Ко мне подошли Григорий Кравченко и Виктор Рахов, — вспоминает Борис Смирнов. — С обоими я был знаком еще с 1933 года по совместной службе в особой авиабригаде под Москвой.
После возвращения из Испании мне часто приходилось летать с Раховым в составе пятерки, которая была создана Анатолием Серовым и демонстрировала групповой высший пилотаж в дни авиационных праздников в Тушине и на парадах над Красной площадью в Москве.
Григорий не прочь был подчеркнуть иногда в разговоре присущую ему храбрость и презрение к опасности. Но это получалось у него как-то между прочим, без принижения достоинства других товарищей. Летчики, хорошо знавшие Кравченко, обычно прощали ему некоторую нескромность…
Виктор летал не хуже Кравченко, а может быть, и лучше, но держался скромнее. До монгольских событий ему не довелось принимать участия в боях ни в Испании, ни в Китае. Летал он виртуозно. Однажды я предложил Серову исполнить полет всей пятеркой, связав самолеты между собой тонкой бечевкой. Серов приказал раньше проверить этот вариант мне и Рахову вдвоем. И мы с Виктором выполнили этот полет, не порвав в воздухе шпагат. А потом такой же полет повторили всей пятеркой.
Кравченко протянул мне раскрытый портсигар и, прищурив свои всегда смеющиеся глаза, спросил:
— В бою был?
Я кивнул головой.
— Сбил?
— Нет.
Григорий удивленно поднял брови.
— А вот Виктор одного смахнул!
Мне показалось, что дело было не только в Рахове, а просто Григорию захотелось напомнить о том решающем моменте боя, когда несколько наших летчиков во главе с ним, Лакеевым и Раховым удачно разметали ведущую группу японских самолетов.
Я взял папиросу и сказал Григорию, что для меня этот бой был первым знакомством с японскими летчиками. Да и сбить было не так-то просто в такой карусели. Григорий хлопнул меня по плечу:
— Ничего, Боря, не тужи, было бы хорошее начало, а твои от тебя не уйдут!» [10]
10
Б. Смирнов. Из Мадрида на Халхин-Гол. — «Знамя», 1969, № 8.