Генерал-марш
Шрифт:
Бывший чексит, еще более удивишись, покачал головой.
– Ну, счастливо на фонтан поглядеть!
Руку пожал – и был таков. Леонид даже рот закрыть не сподобился. Это же на что товарищ Касимов намекает? Вождь уже больше месяца и вправду в Тифлисе, письма оттуда пишет. Это если, конечно, газетам верить…
– А не угостите девушку папиросой?
Мурка незаметно подошла сзади, взяла под локоть.
– Стою у фонтана, скучаю, принца своего жду, воздыхателей спроваживаю. А ты, Леонид Семенович, никак без меня гулять начал?
Товарищ Москвин вынул из кармана пачку «Марса», раскрыл, протянул не глядя.
– Парня, что со мной был, хорошо рассмотрела?
– Не беспокойся, срисовала, как живого, – девушка щелкнула зажигалкой. – Что сделать с ним надо? Полюбить да обласкать – или сразу ножичком в печень?
Леонид достал папиросу, привычно смял мундштук гармошкой.
– «Кукушка лесовая нам годы говорит, а пуля роковая нам годы коротит…» Еще не знаю, гражданка Климова. И очень плохо, что не знаю.
4
В годы давние, довоенные, гимназистка Оленька Зотова учила древнегреческий. Тяжелый язык, вязкий, словно клейстер, да еще и мертвый. Кому он вообще нужен, если на физику и математику времени не хватает? Отец объяснил: в сложности и дело. Сможешь выучить, прогрызешь зубами, значит, любую иную мудрость станешь семечкам щелкать. Так что не сдавайся, Ольга Вячеславовна, грызи!
Делать нечего, грызла, первой в классе была.
В учебнике Соболевского, где вся мудрость древнегреческая собрана, встречались маленькие, на два абзаца рассказики, само собой, про Грецию. Некоторые она до сих пор вспоминала. Вот, скажем, зачем спартанские воины перед боем обязательно марафет наводили, прически делали?
Ольга, взяв со стола зеркало, погляделась без всякого удовольствия. А затем, товарищ заместитель командира эскадрона, что красивые еще краше становились, а остальным полагалось супостатов пугать. Вопросы есть?
У отражения вопросов не имелось, одна лишь готовность устрашить врага. А у нее же самой таковые были. Самый простой: чего надеть? Не в том даже дело, что в «Красной нови» соберутся писатели с поэтами и прочая интеллигентская публика. Ее туда и без бриллиантов пустят, но лишнего внимания привлекать все-таки не стоит. На службе синей гимнастеркой никого не удивишь, и галифе многие носят. А вот среди чистой публики в костюмчиках и платьицах ее наряд сразу вызовет лишние взгляды. Хорошо еще, в запасе юбка с блузкой имеются. Простенькие, на колене сшитые, но хоть казармой не отдают. И сумочка – пистолет спрятать.
Переоделась, вновь в зеркало взглянула. Р-разбегайсь, враги!
Ничего особенного Ольга не планировала, идти решила исключительно наобум, словно в ночную разведку. За единственную ниточку подержаться хотелось – ту, что к пропавшему сослуживцу ведет. Товарищ Касимов предупреждал не зря, значит, ни у начальства правды не потребуешь, ни в милицию не заявишь. Остается Лариса Михайловна, Красная Валькирия. Аноним, письмо приславший, мог соврать или перепутать, но вдруг?
Пистолет заряжен, удостоверение на месте… Подумав, Ольга положила в сумочку недавно купленный блокнот вместе с карандашом. Авось пригодится!
Лариса Михайловна читала стихи. Выходило это у нее излишне торжественно, даже с подвыванием, но публике определенно нравилось. Хлопали, ладоней не жалея, требовали еще. А поэтессе иного ничего и надо, стихов у нее целый мешок, на десять встреч хватит.
Пусть раб порвет, смеясь, извечные вериги,Услышав мерный гул серебряной квадриги.Неутолимый зной, мучительный и сладкий,На землю да падет, как звонкая праща,Немолчно-шумный лес заполонит украдкойИ там рассыплется, на листьях трепеща…Народу в небольшом зале редакции собралось с излишком, даже в проходах стояли. Если бы не Миша Огнев, Ольга бы точно потерялась. Репортер оказался на высоте – встретил, места поближе к сцене отыскал, давал пояснения по ходу действа, о собравшихся не забывая. Здоровяк в первом ряду, в черный костюм облаченный, оказался Маяковским, худая тетка на два кресла дальше – упаднической поэтессой Ахматовой, вдовой контрика Гумилева. Товарища Радека, дежурного спутника жизни Валькирии, Зотова узнала сама. Примелькался!
И вдруг, забыв слова стыдливости и гнева,Приникнет к юноше пылающая дева…Еще, о Гелиос, о царственный Зенит!Благослови сады широкогрудой Гебы…Он-то и подбил Ларису Михайловну на поэзию. Народ про Афганистан спрашивал, про революционную Азию, но Радек вмешался, предложив почитать стихи. Видать, не слишком хороши дела в Афганистане, неспроста Валькирия ноги оттуда сделала, бросив мужа-моряка.
Ольга вспомнила чью-то шутку. Карл Радек, если коротко – К. Радек. «Крадек» – по-польски «вор». Родом же товарищ Крадек аккурат из Польши.
Благослови шафран ее живых ланит,На алтаре твоем дымящиеся хлебы,И пьяный виноград, и зреющие сливы,Где жертвенный огонь свои прядет извивы.Слушать такую нудятину было тяжко. Впрочем, Ольга почти и не слушала – смотрела, а еще больше думала. Не сходилось что-то. Саженная плечистая тетка при амбициях и бриллиантах с Гебами и Фебами в голове – и скромный, тихий Виктор Вырыпаев. Конечно, бывший батальонный – парень что надо, за такого всякая правильная девушка двумя руками схватится. Но эта? В светлых холодных глазах чуть ли не божественность плещется, подбородок, словно нос линкора, мировой простор рассекает, белы ручки вовек за холодное не брались, с двадцати шагов видать. Не барыня даже – боярыня. Такая на инвалида в старой гимнастерке и смотреть не станет, побрезгует.
Может, они родственники дальние? Или знакомый имелся общий, с фронта, к нему на могилу и ходили?
Гадать не имело смысла, можно было лишь подивиться. Интересно, что такая цаца на войне делала, кроме как очередному мужу бока согревала? Или бриллианты – всего лишь видимость, а под блеском и мишурой кто-то иной прячется, куда более опасный?
Стихи, к счастью, кончились, пошли вопросы. Тут уж Ольга откровенно заскучала, ибо речь шла то об имажинистах, то вообще о Филиппе Маринетти и его «Красном сахаре». Миша Огнев, тихо просидевший всю встречу, тоже отличился – полез спорить о каком-то дадаизме. Были вопросы и поинтереснее, про тот же Афганистан, но Лариса Михайловна таковые игнорировала, пояснив с улыбкой, что скоро напишет книгу, в ней-то все и будет.