Генерал Самсонов
Шрифт:
Александр Васильевич принимал Клюева без подчиненных. Один только расторопный Купчик в начале беседы присутствовал, незамечаемый, впрочем, генералами, и готовил самовар.
– Что делать, Александр Васильевич?
– сразу спросил Клюев, почти минуя старосветские речи о житье-бытье.
– Покойник Шлиффен все предвидел. Мы безостановочно идем прямо к катастрофе.
– Почему к катастрофе?
– Самсонов стал объяснять, что поворот фронта к более западному направлению, чем первоначально предлагалось, уже есть большое достижение.
Но Клюев не хотел
– На что мы надеемся? На великую русскую терпеливость? Что солдатик все вынесет?
– Николай Алексеевич!
– произнес Самсонов, поглядев на вестового, чтобы Клюев сообразил.
– Ну да, - оказал Клюев.
– Я тоже, как все: не замечаю. Я шел с корпусом. Войска своих обозов не видят, дневок не делают, невтянутые в поход запасные разбалтываются.
– Я попросил у Якова Григорьевича дневку.
– Это хорошо! Но даст ли? "Живой труп" не любит уступать.
– Назвав так Жилинского, Клюев показал предельную степень противостояния командующему фронтом.
– Николай Алексеевич!
– снова упрекнул Самсонов.
– С таким отношением к начальству нам побед не видать.
Он сдерживал корпусного командира от того, что тот повторял его собственные опасения. И должен был сдерживать! Иначе сверху донизу утвердится в армии своемыслие и скептицизм.
– Скажите, Александр Васильевич, давно спросить хочу, была ли та пощечина Реннекампфу?
– напомнил Клюев легенду маньчжурской поры.
– Это правда или выдумка журналистов "Нового времени"?
– Выдумка, - ответил Самсонов.
– Эти господа хотели представить нашу армию скопищем неврастеников. Вы сами знаете, что это выдумка... Давайте попьем чайку...
Они стали пить чай и недолго разговаривали об учебе в академии, о Драгомирове и Леере, начальников ее в ту пору. Недолго - потому что Клюев снова дал волю раздражению, начал предсказывать перемены в русском солдате, под влиянием европейского прогресса.
– Скорострельная винтовка превращает солдата в личность, - сказал Клюев.
– А мы, как феодальные рыцари, верим в кроткого богобоязненного и всегда готового выполнить наш приказ нижнего чина.
Самсонову показались несвоевременными эти умозаключения, тем более они исходили от командира корпуса, в составе которого были славные полки Софийский, Невский, Каширский, - их помнил Александр Васильевич еще по войне с Турцией, где они показали себя беззаветно храбрыми.
– Я тоже в известном смысле феодальный рыцарь, - сказал Самсонов.
– И вы, пожалуй. Внешне наш идеал - неподвижные под огнем и неостановимые под огнем колонны, а внутренне - это нарисованный вами тип солдата. Тоже в конце концов неподвижный... Нас уже не переделаешь.
– Значит, вы понимаете, что наши отставшие обозы, наша поспешность...
– Не продолжайте, Николай Алексеевич. Будем исполнять наш долг и сделаем все, что от нас зависит.
– Вы не хотите смотреть правде в глаза, Александр Васильевич. Мне остается изложить мои соображения в письменной форме.
Самсонов промолчал. Клюев собирался делать то же, что и он сам, обращаться к вышестоящему начальнику. Что на это ответишь? Пусть обращается, если от этого станет легче.
– Помните, Николай Алексеевич, академический пример?
– спросил Самсонов.
– Как на Бородине неподвижная колонна пехоты остановила драгун Мюрата. Они скачут, а наши стоят с ружьями у ноги и не шевелятся... Может, пример не из новейших, но мы пока мало изобрели нового.
– Понятно, - сказал Клюев.
– Я могу привести иной пример. Как мы воевали с пруссаками. Под Цорндорфом, если угодно. Стоять под огнем артиллерии только потому, что генералы не учли возможность маневра Фридриха? И ценой крови безропотного и безгласного солдата сманеврировать под огнем и напугать Фридриха? Это просто какая-то Персия времен царя Дария! Единственного нашего полководца Суворова, который-то побеждал потому, что тщательнейшим образом готовился к сражениям, мы низвели до шута горохового. Прибаутки - вот что оставили.
– Наболело у вас, - сказал Самсонов.
– Ваши опасения мне понятны... Левый фланг укрепляем, туда выдвигаем первый корпус...
И подумал о Суворове. Надо же, какое совпадение! Клюев говорит ему то же, что он сам высказал Якову Григорьевичу. А Яков Григорьевич, что же он? Тоже все понимает и мало что может изменить. Или окаменел в героической неподвижности? Нет у Самсонова ответа.
* * *
6 августа 1914 г. Остроленка. Генералу Самсонову.
6171. Задержка в наступлении 2-ой армии ставит в тяжелое положение 1-ю армию, которая уже два дня ведет бой у Сталупенен. Поэтому ускорьте наступление 2-й армии и возможно энергично развейте ее операции, выдвинув, если для сего потребуется, и первый корпус. 1209. Жилинский.
6 августа 1914 г. Гродно. Главнокомандующему.
1209. Армия наступает со времени вашего приказания безостановочно, делая переходы свыше 20 верст по пескам, почему ускорить не могу. 7-го головы двух корпусов переходят границу. 6206. Самсонов.
* * *
Не давал Яков Григорьевич ни часа передышки. Надо было во что бы то ни стало наступать.
Вечное наше - "во что бы то ни стало" - толкало армию вперед.
Глава четвертая
Первая русская армия перешла границу раньше второй, как и следовало по директиве штаба фронта,
Восточная Пруссия, родина германских императоров, колыбель прусской монархии и символ несгибаемости Германии, оказалась под угрозой. Призрак русского "парового катка" навис над Кенигсбергом, маленькими уютными городами, поместьями и хуторами. Русские казаки уже пролетели по приграничным городам и разбросали "Объявление всем жителям Восточной Пруссии". В нем говорились ужасные вещи! "Всякое сопротивление, оказываемое императорским войскам Российской армии мирными жителями, - будет беспощадно караться, невзирая на пол и возраст населения.