Генерал Самсонов
Шрифт:
Он лежал рядом с окопом, откуда доносились голоса. Рядом кто-то стонал. В окопе выругались, кто-то, кряхтя, полез на бруствер, раздались хрупающие удары приклада по костям. Стоны стихли.
"Сейчас и меня", - мелькнуло у Соболевского, и ужас от того, что он не погиб в бою, а будет забит как животное, охватил его. К нему кто-то приблизился и сказал:
– Здесь офицер.
– Подожди, я сейчас, - отозвался другой голос. Над Соболевским склонился германский офицер, смотрел с любопытством.
– Помогите мне, - попросил штабс-капитан. Германец промолчал, вынул какой-то кортик и присел. Соболевский
– Стыдно, стыдно!
– сказал офицер, покачав головой. Он срезал у штабс-капитана погон, положил его в карман и ушел. Твердый укоряющий звук немецкого слова "Schade!" звенел в ушах.
Потом снова появился этот офицер, а с ним был еще один, с повязкой Красного Креста, - наверное, врач. Врач поднял голову Соболевского, и кровь изо рта и затылка потекла сильнее.
– Он сейчас умрет, - громко произнес врач и опустил голову на песок.
Первый офицер взял Соболевского за правую руку и сказал, прощаясь по-французски:
– Adio, katmrad!
Рядом германские солдаты оттаскивали трупы русских подальше от окопа к лесу.
Соболевский закрыл глаза, сознание оставляло его. Он еще почувствовал, как его тянут за ноги, и потерял сознание. Должно быть, Соболевский попал в ад, ибо когда он открыл глаза, то увидел, что над ним в сумеречном свете копошатся три темные фигуры, тормошат его и толкают. Зачем чертям нужно было вынимать у него из кармана бумажник, срезать шашку, револьвер, бинокль, офицерскую сумку и часы, срывать шейную цепочку с образками Николая-угодника и Спасителя? Распоряжался немецкими чертями старший унтер или ефрейтор. Соболевского затошнило и стало рвать. Унтер срезал у него с пояса флягу.
– Оставьте флягу, я хочу пить, - простонал штабс-капитан.
– А ты хочешь пить, русская свинья!
– воскликнул унтер и ударил его каблуком в нос.
– Добей его!
Что-то ударило Соболевского по шее, снова все померкло. Очнулся он уже ночью. Шел дождь. Он промок насквозь, и мучительно хотелось пить. Над землей стояла темень, шуршали капли.
"Почему я не умираю?
– подумал Соболевский.
– Для чего же ты меня бережешь?"
Он попробовал ползти, скользя правой рукой и отталкиваясь коленями. Левая рука была совсем разбита, а плечо и локоть распухли.
Штабс-капитан прополз шагов семь и потерял сознание. Дождь равнодушно шелестел, было по-прежнему темно. Сколько времени Соболевский пролежал в беспамятстве? Он снова пополз.
– Господи, спаси люди твоя, - говорил раненый, едва шевеля распухшими губами и слыша вместо слов стон и мычание. Но все равно, Он должен был слышать.
Снова штабс-капитан забылся и потом снова очнулся. Так он прополз шагов триста, пока не наступило утро. Он лежал в канаве на краю картофельного поля. Наши были еще далеко, дальше германцев. Надо было ждать ночи. Если он доживет до ночи, то поползет... К нему подошел отец, наклонился и спросил:
– Ты готов?
– Готов, - ответил Соболевский.
– Еще рано. Смотри!
Тридцать шесть барабанщиков отбили первые такты марша "Охотник", и соединенный оркестр полков сильно и звучно подхватил, наполняя душу любовью и отвагой.
Пехота проходила побатальонно, глядя на государя. Шел тридцать третий пехотный Елецкий, за ним тридцать шестой Орловский и девятая артиллерийская бригада. В Елецком когда-то служил отец Соболевского, был в турецкую войну с полком на Балканах. Но ведь ко времени приезда государя в Полтаву, отца уже не было в живых...
– Смотришь?
– спросил отец.
– Видишь, вот и ты стоишь, сынок.
Кадеты стояли в оцеплении на три шага один от другого, а в самых людных местах стояли мальчики десяти лет.
Соболевский хотел разглядеть себя среди старших кадет, но тут началась ружейная трескотня и светлый майский день погас.
Штабс-капитан услыхал русскую брань, звяканье котелков, топот. Повторялась атака. Начинались боевые действия. Значит он остался жить.
Глава пятая
10 августа после полудня генерал Мартос из сообщений первой бригады восьмой дивизии и офицеров связи знал, что на линии деревень Орлау Франкенау неприятель значительными силами занимает укрепленную еще в мирное время позицию.
Части пятнадцатого корпуса двигались из Нейденбурга и должны были с ходу вступать в бой, чтобы очистить себе путь дальше в направлении Гогенштейна. Но как вступать без артиллерийской подготовки, без резервов, не зная глубины германской обороны?
Корпус накатился на преграду и отхлынул. Тридцатый пехотный Полтавский полк в беспорядке отступил, а говоря солдатским языком - бежал.
Услышав о позоре полка, носящего имя родного города, Мартос поехал на передовую. Он еще был во власти наступления и не мог терпеть, когда автомобиль задерживали заполняющие дорогу, прижимающиеся к обочинам колонны. Обгоняя, генерал раздраженно смотрел на бригадный обоз: патронные двуколки, санитарные линейки, походные кухни, провиантские повозки. Мелькнули серая ряса полкового священника рядом с белой косынкой сестры милосердия как неразличимые образы войны...
Провинившийся полк, потерявший к тому же своего командира, стоял, понурившись. Первые шеренги смотрели устало, тускло.
– Полтавцы!
– крикнул Мартос громким фальцетом.
– Позор! Черниговцы не дрогнули, а вы - позор вам!.. У xерниговцев тоже убит командир, полегло немало... Я вам верил! Держал ближе всех к моему сердцу. А вы первыми дрогнули! Можно ли отныне вам верить?
Мартос умолк и долго высматривал в лицах огонек раскаяния и воодушевления. Подполковник с перевязанной головой возле автомобиля рыкнул:
– Ну?!
– Верить! Верить!
– раздалось два-три голоса.
– Боитесь?
– спросил Мартос.
– Смерти боитесь, полтавцы?.. Да! Многие из нас сложат свои кости, но без этого нельзя. А свое возьмем. Возьмем непременно... Разные пушки бросают шрапнели и бомбы, они убивают мало, а страху на малодушных наводят много. Пускай немец боится. А ты попривыкни и не бойся! Спроси у бывалого в боях. Что самое грозное? Пехотная пуля и штык! Штык в руках русского солдата - божья гроза. Все сметет, разнесет. Царь и Россия скажут спасибо... Не бойся, ежели много врага. Против вашего полка два полка, что за беда? Русский солдат, да еще умный, да ловкий, всегда справится с двумя немцами. Одного побьет, другой со страху сбежит. Главное, нагони страху, а сам не поддайся страху. Ты - русский солдат, великая сила Русской земли!.. Так верить ли вам, полтавцы? Мартос снова замолчал, ждал ответа.