Генерал Самсонов
Шрифт:
– Кому командовать?
– строго спросил Крымов, готовый одернуть вестового.
– Да казакам, кому же еще!
– слукавил Степан.
– Так я тебе и поверил, - сказал полковник.
– Ах, как пахнет, черт возьми!.. Прощаются все твои грехи.
Наконец-то он мог поесть!
Шофер даже оглянулся, чтобы посмотреть, как полковник жует бутерброд.
– На дорогу гляди!
– весело рыкнул Степан.
Автомобиль доехал до высокой стены замка, зеленевшей снизу пятном мха, повернул в узкую улицу. Мелькнула вывеска
– Тоже хлебца захотелось, - заметил шофер.
Автомобиль остановился прямо под окном. Но солдат уже соскочил с подоконника в глубь квартиры, а его товарищ, оставшийся внизу, встрепенулся и вытянулся, таращась на Крымова.
– Позови его, - велел полковник.
– Живо!
Под ногами хрустнули стеклянные осколки.
– Эй!
– пискнул солдат, потом громко заорал: - Эй, Байков! Вылазь!
– Чего?
– отозвался голос.
– Погоди.
– Вылазь, Байков!
– заорал солдат.
– Тут господин полковник!
– Пошел ты со своим полковником...
Солдат повернулся к Крымову и, продолжая таращить круглые дураковатые глаза Иванушки-дурачка, доложил:
– Не вылазить, ваше высокопревосходительство... Я пойду, мне пора.
– Стой, - Крымов велел Степану взять одну из прислоненных к оштукатуренной синеватой стене винтовок и выстрелить вверх.
Вестовой выстрелил, передернул затвор, и гильза запрыгала по брусчатке.
– Байков, они осерчали!
– закричал солдат.
Наконец этот непокорный Байков высунулся по грудь и свесил наружу для обозрения толстую темно - красную колбасу, перевитую тонкими веревочками.
– Кидай сюда!
– крикнул Степан и прислонил винтовку к стене.
Байков посмотрел на Крымова, чуть покачал головой, точно удивляясь, откуда здесь взялся автомобиль с полковником, и ни страха, ни уважения к офицеру не было на его курносом плутовском лице.
Крымов жестом приказал: немедленно слезай!
Байков улыбнулся и бросил вестовому колбасу. Она ударилась о вытянутые руки Степана, скользнула у него по груди и плюхнулась на камни.
– Не сметь!
– сказал Крымов, глядя на вестового.
Степан замер.
– Немедленно слазь!
– размеренно произнес полковник с холодным выражением командирского гнева.
Байков посмотрел на плиты, питом, оглянувшись вправо и влево, сел на подоконник, повернулся и стал сползать, елозя носками сапог по стене, повисел на руках и спрыгнул.
Перед Крымовым стоял маленький, плотный человек с тупым лицом, как бы говорившим, что я, мол, забитый нижний чин, виноват во всем и уповаю на милость господина полковника.
Но Крымов прекрасно понимал цену этому.
– Какого полка?
– Двадцать девятого пехотного Черниговского полка третьей роты рядовой Байков, ваше высокопревосходительство!
– Ты, Байков, знаешь, что тебе за грабеж положен полевой суд?
– Никак нет, ваше высокопревосходительство. Я не грабил. Немец сам все бросает.
– Ступай в полк, доложи дежурному офицеру, что тебя задержал за грабеж полковник Крымов. Ясно?
– Ясно, ваше высокопревосходительство: доложить дежурному офицеру.
Крымов приказал сделать то же самое второму солдату и сел в автомобиль, борясь с глухим чувством бессилия.
– А колбаса?
– тихо спросил вестовой,
– Ты меня хочешь кормить этой поганой колбасой?
– рявкнул Крымов. Поехали!
– Хорошая колбаса, - проворчал Степан.
– Мы с Михайлой...
Шофер не трогался, медлил, словно ждал чего-то. Крымов двинул его кулаком в плечо:
– Поехали!
– Только после этого двинулись.
Можно было и позабыть про того Байкова, посчитать грабеж единичным случаем, и Крымов уже был склонен так думать, как вдруг на соседней улице они увидели трех солдат, выбивавших окно.
Остановились, повторилась та же процедура: какого полка, пойди в полк, доложи... Что еще мог полковник? Стрелять на месте?
Когда в третий раз Крымову на глаза попали промышляющие грабежом солдаты, он не стал останавливаться.
* * *
9 августа Жилинский телеграфировал Самсонову: "Верховный главнокомандующий требует, чтобы начавшееся наступление корпусов 2-й армии велось энергичным и безостановочным образом. Этого требует не только обстановка на Северо-Западном фронте, но и общее положение. Данную на 9 августа диспозицию признаю крайне нерешительной и требую немедленных и решительных действий."
Вечером 9 августа Самсонов телеграфировал Жилинскому: "Сольдау занято 9 августа 7 часов вечера. Противник ушел направлении на Остероде, жители бежали; Нейденбург горит. Ожидаю его занятия 15-м корпусом. Необходимо организовать тыл, который до настоящего времени организации не получил. Страна опустошена. Лошади давно без овса. Хлеба нет. Подвоз из Остроленка невозможен".
* * *
Возвращались уже в сумерках, и Крымов, вспомнив о госпитале, велел заехать туда. Это оказалось трудно - все подъ-езды забиты фурами дивизионного лазарета. Нейденбург полностью накрыло волной войск.
Крымов взял вестового и пошел пешком мимо лошадей, повозок и ездовых. Пахло конским потом, кавалерийской вольностью. И, как старый кавалерист, Крымов чуть-чуть отмяк душой. На ходу он перемолвился с ездовыми: раненых почти не было. Да и откуда им быть, если бои по-настоящему еще не начались.
В окнах госпиталя горело электричество, простыни исчезли: перед дверями стояла кучка то ли санитаров, то ли возчиков, слушали офицера в пенсне.
Подойдя ближе, Крымов различил подполковничьи погоны - значит, это был начальник лазарета.