Генерал Скала и сиротка

Суббота Светлана

Пока мужчины учтиво кланялись, сожалея о едва не произошедшем столкновении, она вдруг беззвучно что-то зашептала, отрицательно качая головой и кося глазами на моего кавалера. Что-то явно хотела сообщить, но что именно — непонятно.

Зато Ходок высказался.

— Делают большие ставки, — едва слышно пробормотал он и отправился дальше вместе с оглядывающейся и продолжавшей гримасничать лэрой Нефа, у которой даже цветочная накидка прыгала от усердия.

Хм. Зачем она это делает? И к чему слова усатого о «ставках»?

Я задумалась, но Скала спокойно потянул нас дальше.

Даже кивнул кому-то по дороге.

Мы прошли половину зала, приблизившись к выходу, когда я не удержалась и спросила:

— Ходок тебе передал, что где-то здесь есть место для азартных игр?

— Мой умеющий слушать друг Хьюго ун Лукаш, — задумчиво пробормотал Форсмот, — однозначно имел в виду другое. Скорее всего, его сообщение касается… турнира учеников. И становится понятным, почему Его Величество с ночи удерживает меня приказами, но не стремится встретиться лично. Кое-кто чрезмерно азартен.

— Не может быть. Великий Король-Победитель не будет столь мелочен.

— Он человек, — хмыкнул Скала. — И при всем своем выдающемся уме слишком любит братьев, коллекцию старинных артефактов и — денежные споры. Увидишь, если Эдгардо узнает, что ты моя ученица, и нас хоть немного заподозрят в подготовке к завтрашнему дню, тут же, откуда ни возьмись, появятся срочные причины разделиться.

— Но я всего лишь пару дней твоя ученица… Вряд ли меня принимают всерьез.

— Остальные? Да. Но король. Его Величеству неважно знать кто ученик, если учитель — я, — Скала поднял руку и к нему сразу подбежал один из воинов-охранников. До этого парень стоял истуканом, вообще ни на что не реагируя. А сейчас, по мановению руки, метнулся в нашу сторону и замер, слушает внимательно. — Есть уединенное помещение неподалеку? Я хотел бы… продекламировать лэре пару стихов.

Эм. Зачем мне стихи? Я с трудом переношу, когда Анифа с Мириам подвывают, зачитывая эти четверостишья из книг. «Твои брови словно копья, влет сражают мое сердце…». Бабах и смертельно… скучно.

Я поднялась на цыпочки, выцепила взглядом и махнула фланирующему в коридоре мимо двери рыжему стражу. Меня аккуратно охраняют, что приятно, надо поблагодарить Гектора. Когда паренек подбежал к нам, я попросила:

— Нужна тихая уединенная комната неподалеку и много еды. Сможешь сделать?

— Прошу прощения, — охранник, к которому обратился до этого Скала, неуверенно поправил пышный плюмаж. — Вам одну комнату или разные?

— В одну, конечно, — ответил Форсмот. Уголки его губ отчего-то прыгали. — Никогда раньше не декламировал даме, которая в это время подкрепляется, но придется попробовать. И, я полагаюсь на вашу честь, лаэры. Несмотря на… приличное времяпровождение, не хотелось бы, чтобы пошли глупые слухи. Поэтому, если вдруг будут спрашивать, прошу вас, отвечайте, что мы гуляем в саду.

Скалу тут же уверили, что во дворце никто не обращает внимание на такие мелочи, нашего ухода не заметят но, на всякий случай, нас, конечно, прикроют А комнат свободных поблизости осталось лишь две — гостевой дневной альков с кроватью и библиотека. Где изволите предаваться поэзии и еде?

Я решительно выбрала библиотеку, после чего мы выскользнули из зала в сопровождении

моего знакомого рыжего стража. А второй невозмутимо остался в дверях, прикрывая спины. И мне, кажется, на нас действительно никто не обратил внимания.

— Как все изменилось за время моего отсутствия, — хмыкнул Форсмот. — Более десятка комнат этажа вдруг заняты в самом начале танцев и задолго до театрального выступления. Некоторые девичьи костюмы настолько откровенны, что можно увидеть подвязки. Мне показалось или у стены я видел целующуюся парочку?

— Не показалось. У нас и правда многое изменилось, — тихо ответил паренек.

ГЛАВА 46. Мне нужно посмотреть твою звезду. Покажешь?

Мачеха утверждала, что хорошо воспитанная юная лэра ест как птичка. Поклюет кашки, пощипает фруктов — и сыта. А если вдруг захочет перекусить — тихонько полакомится сладостями в собственной комнате.

И одно время я тоже в это свято верила. Мне было лет девять, когда Камалия серьезно взялась за «милую падчерицу»: учила языкам, танцам, травничеству и даже немного лекарскому искусству — всему, что, по ее мнению, должна уметь джунгарская девушка из хорошей семьи. Она была очаровательно убедительна. Папа сказал, чтобы я ее слушалась. Поэтому я сначала позволила смять себя как тесто и едва не оказалась запеченной.

Но активация искр требует постоянной подпитки. И через месяц моими скулами можно было резать бумагу, а руки стали настолько тонки и слабы, что перестали держать тренировочный меч.

Первые дни Гектор возмущенно пыхтел, но выдержал он недолго. Через неделю случился первый скандал, потому что лэр Пиру злонамерено пытался проникнуть на женскую половину для разговора с Ее Сиятельством герцогиней. «Сиятельство» сначала отказала ему в визите, потом все же приняла и поговорили они на тонах, весьма и весьма далеких от сдержанности. В итоге они так и не договорились.

Тогда Гектор отправился на доклад к моему отцу, откуда бы изгнан. Наставник пытался меня подкармливать, но я заупрямилась, не желая сходить с дороги самосовершенствования.

Через месяц, когда я едва таскала ноги, в замковом саду мне встретились двое неизвестных мальчишек. Они сначала предложили мне поиграть, на что я быстро купилась, так как игр мне в это время сильно не хватало. Но уже через пару минут нахалы обнаружили мою уязвимость и принялись смеяться, называя меня квашней и червяком. Догнать и проучить я их не смогла. И, когда вернулась к себе в комнату, уставшая, измазанная в траве, земле, с красными щеками и поджатыми губами, Гектор сказал:

— Это потому, что ты не ешь. Силу нужно кормить.

С тех пор я кормлю силу. Не перекармливая, а ровно столько, чтобы ощущать себя здоровой и бодрой. Правда после возвращения прежних привычек питания мачеха высказала мне свое недовольство, но видеться мы стали реже, расписание трещало по швам после добавления обязательных занятий для наследницы, таких как экономика, каллиграфия и прочее. Времени на танцы, вышивку и болтовню почти не осталось. И Камалия потихоньку перестала быть для меня авторитетом.